Маше показалось это милым. Тем более что она была трезва, а после её неудавшейся попытки, похожей на суицид, ей хотелось накачаться до уровня своего собеседника. А её собеседник то замирал в робости на целую минуту, словно боялся выдавить из себя слово, то потом его вдруг несло каким-то витиеватым пафосным слогом в бесконечность. Она не слушала, что он говорит. Ей просто нравилась его мимика, робкий и одновременно похотливый взгляд и настоящий тембр голоса, который иногда прорывался. Ей нечего было терять, потому она мысленно отдалась фразе «да пох**», которая означала, что она вложила себя в ладони воли провидения и теперь только его видит ответственным за всё то, что будет дальше.
Та самая воля затащила их в заведение общественного питания, которое выбрал Кирилл и разрекламировал по дороге. Ресторанчик был очень мил: олдскульный рок, высоченные потолки, бетонные стены, экраны со спортивными трансляциями и Егермейстер, который ей нравился больше остального спиртного. Хмелеешь вкусно и быстро, так что забываешь подумать о том, как плохо будет утром, да и наступит ли оно вообще.
Им достался удобный столик на двоих с мягкими креслами. В ресторанчике таких было только два. Маша увидела в этом знак, хотя ни в какие знаки не верила, но тут ей захотелось. Хотя бы на вечер. На чуть-чуть. Точно не навсегда. Просто сиюминутный, единственный, отдельный знак свыше несмотря на то, что ещё сорок минут назад она не верила ни «в выше», ни «в ниже», и хотела просто провалиться в пустоту. Кирилл уже поглощал, будто не в себя, и ликёр, и закуску. Уже болтал без умолку, словно боялся и секунды молчания между ними. А она слушала и улыбалась. И ей, как и прежде, было неважно, что он говорит. Просто ей нравился звук его голоса, который включал в ней желание жить. Она почему-то видела в Кирилле не особь противоположного пола, стремящуюся к коитусу, а человека, убегающего от пустоты, как и она сама, но который этого пока не понял.
Толстяк за соседним столом, из большой и крикливой компании, неловко отодвинул свой стул и, вставая, толкнул Машу под локоть. Ликёр плеснул из её стакана, как раз, когда она подносила его к губам. Маша поморщилась, закашлялась, схватила салфетку со стола, чтобы вытереть нос и не сразу заметила, как Кирилл вмиг замолчал, вскочил со своего места, потом, оттолкнувшись от кресла ногой, как в старых Гонконгских фильмах с Джеки Чаном, впрыгнул прямо на невольного обидчика.