Наконец, механический голос, явно искажённый какой-то дополнительной программой смартфона, спросил:
― Как дела, Кирилл? Голова не болит?
Кирилл провёл языком по шершавым губам и готов был уже ответить, но внезапно голос продолжил:
– У твоего пса уже не болит точно.
В трубке раздался смешок. Металлическое искажение превратило его во что-то, напоминающее скрежет пенопласта по грязному запылённому стеклу.
– Он мучился недолго, – словно подытожил голос.
Кириллу стало мерзко. Мерзко от себя самого. Он вдруг почувствовал себя слабаком, в жизнь которого можно вот так вот ворваться и забрать то, что ему принадлежало, неважно, как он к своему псу относился, но это был его пёс, которого убили с ужасающей жестокостью. Самое главное, убили, даже ничего не потребовав от Кирилла, а скорее, чтобы его устрашить, подавить, размозжить, как человека. Он вдруг вспомнил о своей второй жене, которая ушла к владельцу футбольного клуба, и которую тоже, по сути, забрали, не спросив, но отмахнул мысли, резко качнув головой, потому что уходу жены он был рад, а убийству собаки – нет. Он решил молчать в трубку дальше. Был уверен, что урод, который прячет свой голос за синтезатором, снова заговорит первым.
Так и вышло.
– Тебе неинтересно, за что твоей собаке отрезали голову? – спросил голос, и в его сменившейся интонации Кирилл услышал ярость непонимания, почему Кирилл не мечет в истерике икру, извиняясь, оправдываясь и моля о пощаде.
Сопение на том конце связи из-за искажения было похоже на льющуюся по трубам воду.
– Ну, же! – снова не выдержал голос.
Кирилл собрал всё своё спокойствие в сжатых ягодицах и, опустив диафрагму, размеренно, монотонно произнёс в микрофон:
– Это была не собака, а пёс. Если ты, шлюха, сейчас не продолжишь самостоятельно, без наводящих вопросов, я просто повешу трубку, захороню пса и продолжу жить, как жил. Даже считать до трёх не буду. А ты будешь искать новый способ донести свой мессадж. И будь уверен, теперь я стану его ждать с нетерпением, чтобы тебя снова очень сильно огорчить.
Мысленно он всё же начал отсчёт. Голос снова заговорил где-то между два и три:
– Верни нам то, что ты должен, иначе с тобой случится то же самое, что и с твоей тварью.
Кириллу было трудно сдержаться, он сжимал кулак левой руки и стискивал зубы, думая о том, назвал ли оппонент пса «тварью» случайно или точно знал, что такое имя было их с псом «секретом». Но терпел он недолго, и так как похмелье и сдерживание чувственных порывов – вещи несовместимые, Кирилл заорал в трубку: