После перевязки попросил обезболивающего, но медсестра сказала, что у них существует норма на наркосодержащие препараты и что если он станет получать инъекции чаще, чем положено, то может стать наркоманом.
Боль, если не шевелиться, была несильной, и Алексей больше не настаивал на своем.
Он готовился к своему последнему шагу и был сосредоточен только на этом.
«На чем нас повезут до аэропорта? – интересовал его вопрос. – Если в закрытой машине, то нечего и рыпаться, толку не будет. Хорошо бы в открытой. На улице не жарко, зато какая красотища! В окно хорошо видно, как вокруг госпиталя буйно расцвели сады. Даже здесь в больничных палатах чувствовался терпкий запах цветущего миндаля, который, казалось, заполнил все пространство от неба до земли, будируя кровь, призывая к жизни. Но зачем я об этом думаю, – оборвал он радужную мысль, торжествующую в глубине сознания, – ведь я твердо решил свести все счеты с жизнью!»
Но жизнеутверждающий аромат весны делал свое дело, выветривая из головы черные мысли, которые, словно тяжелые грозовые тучи, рассеивались под напором неудержимого ветерка.
Скрипнула дверь. На пороге появилась сиделка, за ней хирург.
– Здравствуй, Алеша, – сказал он, по-отцовски его оглядывая и ласково улыбаясь, – как себя чувствуешь?
– Да так, ничего, елки-моталки…
– Ну, раз «елки-моталки», значит, хорошо, – поощрительно подмигнул военврач и присел на его кровать, – я хотел поговорить с тобой перед отправкой, чувствую, маешься ты. Запомни, Алексей, отчаяние – плохой советчик. Постоянно держи себя в руках. Верю, что ты не только выкарабкаешься, но и станешь бегать, как все твои сверстники. В том госпитале, куда тебя отправляем, оперирует профессор Преображенский, мой учитель. Он многих на ноги поставил. Я не прощаюсь с тобой: буду сопровождать на аэродром.
Он встал, поерошил ему волосы на голове, потом решительно развернулся и легкими шагами направился к выходу. Через несколько минут за ним последовала и сиделка.
После этих по-отцовски заботливых и добрых слов в душе Алексея заштормило. Самые разные мысли заполнили его бедную головушку. «Для чего вся эта ненужная канитель с новыми операциями? Ведь все равно он останется инвалидом, станет никому не нужной обузой обществу. Так что впереди светлого будущего не предвидится, – твердил малодушный внутренний голос, но его тут же прерывал голос-оптимист – а может быть, потерпеть, ведь доктор уверен, что профессор уже многим помог, даже самым безнадегам…».