– Надо жить дальше… Всё равно ничего не исправить. Да и мы не могли, ты же знаешь.
– Знаю, да. Наши жизни продолжаются. Правильно?
– Правильно.
– Надо жить так, чтобы отец гордился нами.
– Да, надо.
Именно так. Так надо было думать. Так думать было правильно. Так надо было, отважно схватившись за собственные волосы на голове, тянуть себя вверх. Ну и, конечно, дело не только во мне. Все эти люди рядом – им же однозначно нужно жить, даже если не хотелось. Их жизни не кончены, им нужно выбираться. Мне тоже нужно выбираться? Тоже. Выбираться из глубокой, холодной ямы, в которую нас всех столкнул без спроса этот жестокий мир.
К тому моменту как среди родных начались все эти разговоры о жизни, проживании горя, а коллективный воспоминательный процесс потихоньку сошёл на нет, внутри меня закончилось жаркое противостояние. Любовь, больно вцепившись корнями в моё сердце тихонько прорастала всё глубже, питая моей кровью свои ярко-алые лепестки. А Боль окончательно разложилась на Вину и Страх, которые, как не странно, вполне мирно уживались все внутри меня, переворачивая органы в процессе бурления и диффузии, сливаясь друг с другом.
Что если теперь умрёт ещё кто-то? Может не сейчас, но позже. Однажды все умрут? И что, ничего не сделать? Я никак не могу помочь? А если могу и просто не знаю как? А если это из-за меня все умирают? А если, когда все умрут, я вдруг узнаю, что это всё была моя вина и можно было всех спасти? А если я тоже умру? Если? Я ведь правда умру. Совсем? И что тогда будет? Ничего, как до рождения? Но я не помню, что было до рождения. Но как может быть ничего? Я не смогу думать? Я ничего не вспомню?
Голову наводнили новые бессмысленные в сути своей вопросы. Жевательной резинкой они зацепились за все шестерёнки, превращая их в огромную зубастую пасть с выпученными от безумия и страха глазами, которая всё продолжала пережёвывать чёртову жвачку снова и снова, без конца. Смерть – страшнейшая нематериальная вещь в мире. Тогда я так думал. Я был молод.
А ведь прошла уже целая неделя. В дом приходили и уходили разные люди – друзья, знакомые, родственники. Кто-то оставался дольше, кто-то почти не задерживался. Я помню только смесь из лиц с красными глазами и какую-то кашу из разговоров. О чём они говорили? Говорил ли кто-то со мной? Всё это ускользнуло из-под пера моего внутреннего летописца.