Пока лишь мне ясно одно – я не хочу возвращаться в прошлое. Не знаю, что меня ждет там, – но страшно до одури. Я бы, будь моя воля, из этой палаты вовсе не выходила, так остаток жизни здесь и провела. А что – ноу проблем, лежу, за мной ухаживают, правда, не совсем в том смысле, в каком я привыкла, но все же при этом ни о чем лишнем не спрашивают, все жизненно важные функции обеспечены, ну, почти все, те, которые необходимы для элементарного существования организма. А ты знай себе – спи спокойно, ешь, что дают, сдавай какие нужно анализы, не скупись, да принимай предписанные лекарства и процедуры. Не жизнь, а разлюли малина.
Вот только шум за дверью раздражает.
Я давно слышу – это рвется в палату Алешка. Мне мой лечащий врач еще утром сказал, что вообще-то это не положено, но, если я хочу, он может разрешить моей сестре ненадолго зайти ко мне. И тут я как заору, что никакой сестры у меня нет и сроду не было, и вообще никого нет, и чтобы они никого, кто бы ко мне ни просился, ни за что на свете не пропускали. При этом я вцепилась в него обеими руками и забилась в трясучке, как эпилептик.
А он стал гладить меня по голове, успокаивая, симпатичный, молодой еще мужчина, с седоватой бородкой, импозантный, мне такие всегда нравились, и глаза добрые и умные, как у моего скончавшегося год назад пуделя Антипа. Он долго сидел рядом со мной и даже покормил меня с ложечки, аккуратно так и неторопливо, как будто я его ребенок. Наверное, у него есть ребенок, и жена тоже есть, не может у такого мужчины не быть жены и детей, и, наверное, они его очень любят, а как же. А у меня слезы из глаз так и катятся и капают в этот противный, протертый овсяный суп, который я глотаю, пересиливая тошноту, а сама не отрываю глаз от его лица. И кажется мне, что он смотрит на меня с каким-то особенным выражением.
Идиотка. Форменная идиотка.
Вот мы и приехали к тому, с чего начали.
Эротомания – вот, наверное, что это такое. И надо во всем признаться, и раз уж я выжила, пусть меня полечат и от этого недуга.
Это же действительно беда какая-то, хроническая инфекция: мне везде и всюду любовь мерещится. И такой малой малости достаточно мне, чтобы переполниться благодарностью и нежностью, просто курам на смех. Ничто пережитое так и не смогло сломить мою пионерскую неизбывную готовность встретить свою первую любовь во всеоружии чистоты помыслов и святого неведения обид.