Горы Чечни, что веками хранили покой и гордость её народа, в начале 1990-х задрожали от гнева. Ветер перемен нёс не свободу, а запах пороха. Ахмат-Хаджи Кадыров, чьё сердце билось в ритме молитв и чеченских песен, смотрел на родную землю с тревогой. Чечня, как раненый зверь, металась между мечтой о независимости и пропастью войны. И он, сын депортированного народа, не мог остаться в стороне.
В 1991 году, когда Джохар Дудаев провозгласил Чеченскую Республику Ичкерия, в груди Ахмата-Хаджи вспыхнула искра надежды. Свобода – слово, что звучало как древняя клятва горцев. Он, молодой муфтий, чьи проповеди собирали сотни глаз, верил, что Чечня сможет встать на ноги, как вольный орёл, расправивший крылья. В 1993 году его назначили заместителем муфтия ЧРИ, а в 1995-м – главой Духовного управления мусульман. Это был не просто пост, а призвание. Он стал голосом веры в раздираемой сомнениями республике, где мечети соседствовали с блокпостами.
Когда в декабре 1994 года российские танки вошли в Чечню, Ахмат-Хаджи почувствовал, как земля уходит из-под ног. Первая чеченская война ворвалась в жизнь его народа, как буря, сносящая всё на своём пути. Грозный горел, села пустели, а крики матерей заглушали даже канонаду. Он не мог молчать. Веривший в джихад как защиту веры и родины, он поднимал дух бойцов, благословлял их на борьбу, но каждый день видел, как война пожирает не только врагов, но и саму Чечню. Дети, что ещё вчера смеялись в школьных дворах, прятались в подвалах. Старики, чьи рассказы о предках он слушал в детстве, хоронили сыновей.
Ахмат-Хаджи ходил по разбитым улицам Грозного, и его белая чалма выделялась на фоне чёрного дыма. Он молился в мечетях, где стекла были выбиты, а стены дрожали от взрывов. Его слова, тёплые, как очаг в зимнюю ночь, давали людям силы. Но в глубине души росло сомнение. Он видел, как идеалы независимости тонут в крови, как молодые бойцы, пылавшие праведным гневом, превращаются в тени,
забывшие, за что сражаются. Он спрашивал себя: ради чего эта жертва? Где та Чечня, о которой он мечтал – сильная, единая, свободная?
К 1996 году, когда Хасавюртские соглашения остановили бои, Ахмат-Хаджи смотрел на руины Грозного с тяжёлым сердцем. Победа, о которой говорили, была горькой. Чечня лежала в развалинах, а в её сердце уже зрело новое зло – ваххабизм, чуждый духу чеченских гор. Он чувствовал, как его народ, израненный, но не сломленный, стоит на краю новой пропасти. И тогда в нём зародилась мысль, что спасение Чечни – не в оружии, а в мире. Но этот путь, он знал, будет труднее любой войны.