Хотя коринфяне сами выдвинули идею нового аргосского союза и компрометировали Аргос открытым провозглашением, теперь они колебались в исполнении своего собственного плана. Их сдерживала отчасти, несомненно, горечь лакедемонских упрёков; ибо открытый разрыв, помимо его серьёзных политических последствий, оскорблял давние чувства; но ещё больше – обнаружение того, что их друзья, согласные с ними в отвержении мира, решительно отказываются от открытого разрыва со Спартой и союза с Аргосом. В эту категорию входили беотийцы и мегарцы. Оба этих государства – предоставленные своим собственным впечатлениям и суждению лакедемонянами, которые не обращались к ним с отдельным призывом, как они сделали с коринфянами, – спонтанно отвернулись от Аргоса, не столько из-за aversion к аргосской democracy, сколько из sympathy с олигархией в Спарте: [27] их связывало общность интересов, не только как соседей и заклятых врагов Аттики, но и как имеющих каждый тело демократических изгнанников, которые могли получить поддержку в Аргосе. Обескураженные сопротивлением этих двух важных союзников, коринфяне медлили с поездкой в Аргос, пока их не подтолкнул новый случайный импульс – обращение элейцев; которые, горячо embracing новый проект, отправили послов сначала для заключения союза с коринфянами, а затем для вступления Элиды в союз с Аргосом. Это событие так [стр. 18] укрепило коринфян в их прежнем плане, что они вскоре отправились в Аргос вместе с фракийскими халкидянами, чтобы присоединиться к новому союзу.
Поведение Элиды, как и Мантинеи, восставшей против Спарты, было продиктовано частными причинами ссоры, возникшей из-за отношений с их зависимым союзником Лепреем. Лепреи попали в зависимость от Элиды за некоторое время до начала Пелопоннесской войны, в обмен на помощь, оказанную элейцами для освобождения их от опасной войны с некоторыми аркадскими врагами. Чтобы купить эту помощь, они обязались уступить элейцам половину своей территории, но оставались на ней жить и занимать ее с условием выплаты одного таланта в год в качестве дани олимпийскому Зевсу, то есть элейцам как его управителям. Когда началась Пелопоннесская война [28] и лакедемоняне стали призывать на неоплачиваемую службу против Афин все пелопоннесские города, как малые, так и большие, лепреаты, по постоянному соглашению конфедерации, были освобождены на время от уплаты дани Элису. Это освобождение прекратилось вместе с войной; по ее окончании Элида получила право, согласно тому же соглашению, возобновить приостановленную выплату дани. Она потребовала возобновить выплату, но лепреаты отказались, а когда она прибегла к силе, бросились на защиту Спарты, чьего решения элейцы сначала согласились придерживаться, имея общее согласие конфедерации в свою пользу. Но вскоре выяснилось, что Спарта была более склонна проводить в жизнь свою общую систему поощрения автономии меньших государств, чем добиваться выполнения положительного соглашения конфедерации. Поэтому элейцы, обвинив ее в несправедливом пристрастии, отказались от ее полномочий третейского судьи и отправили военные силы, чтобы занять Лепреум. Тем не менее, спартанцы упорствовали в своем решении, объявили Лепреум автономным и послали своих гоплитов для его защиты от элейцев. Последние громко протестовали против такого решения и объявили лакедемонян лишившими их одной из зависимых территорий, вопреки соглашению, принятому всеобщей конфедерацией в начале войны, согласно которому каждый имперский город должен получить в конце войны обратно все зависимые территории, которыми он обладал в начале, при условии отказа от дани и военной службы с них до тех пор, пока длится война. После бесплодных уговоров Спарты элейцы с готовностью ухватились за представившуюся возможность восстать против нее и присоединиться к новой лиге с Коринфом и Аргосом [29].