Эти переговоры, продолжавшиеся всю зиму, завершились заключением союза и разрушением Панакта в начале весны, примерно в середине марта. И в то время как спартанские эфоры, казалось, добились своего в Беотии, они были приятно удивлены неожиданной поддержкой своих планов с другой стороны. В Спарту прибыло посольство из Аргоса с просьбой возобновить только что истёкший мир. Аргосцы убедились, что не продвигаются в расширении своего нового союза, а недавнее разочарование с беотийцами лишило их надежд на осуществление амбициозных планов гегемонии в Пелопоннесе. Но когда они узнали, что лакедемоняне заключили отдельный союз с беотийцами и что Панакт был разрушен, их разочарование сменилось настоящей тревогой за будущее. Естественно предположив, что этот новый союз не мог быть заключён без согласия Афин, они истолковали всё происходящее как признак того, что Спарта убедила беотийцев принять мир с Афинами, а разрушение Панакта – как компромисс, чтобы избежать споров о владении. Под влиянием этого убеждения – вполне разумного, учитывая, что оба правительства, олигархические и скрытные, не предоставили никаких дополнительных доказательств своих истинных намерений – аргосцы увидели себя исключёнными из союза не только с Беотией, Спартой и Тегеей, но и с Афинами, которые до сих пор казались им надёжным союзником в случае войны со Спартой. Не теряя времени, они отправили Евстрофа и Эсона, двух аргосцев, пользовавшихся уважением в Спарте и, возможно, бывших её проксенами, чтобы добиться возобновления истекающего перемирия и выторговать наилучшие условия.
Для лакедемонских эфоров это предложение было крайне выгодным – именно того, чего они тайно добивались. Начались переговоры, в ходе которых аргосские послы сначала предложили передать спорное [p. 28] владение Фиреей на арбитраж. Однако их требование было встречено категорическим отказом: лакедемоняне не желали вступать в такие обсуждения и настаивали на простом возобновлении мира. В конце концов аргосские послы, страстно желавшие оставить вопрос о Фирее открытым, так или иначе, убедили лакедемонян согласиться на следующее необычное условие. Мир между Афинами и Спартой заключался на пятьдесят лет; но если в любой момент этого срока, исключая периоды эпидемий или войны, одной из сторон покажется удобным решить спор о правах на Фирею поединком избранных бойцов равного числа, это будет разрешено. Поединок должен был происходить на территории самой Фиреи, а победителям запрещалось преследовать побеждённых за пределы бесспорной границы. Стоит вспомнить, что примерно за сто двадцать лет до этих событий уже был подобный поединок между тремя сотнями бойцов с каждой стороны, в котором, несмотря на отчаянную храбрость обеих сторон, победа – а с ней и спорное право – так и остались неопределёнными. Предложение аргосцев возрождало эту старую практику судебного поединка; однако настолько изменился греческий образ мысли за прошедшее время, что теперь это казалось совершенной нелепостью даже лакедемонянам – самым консервативным из греков. [43] Но поскольку на практике они ничего не теряли, соглашаясь на столь расплывчатое условие, и крайне стремились уладить отношения с Аргосом в преддверии разрыва с Афинами, они в конце концов приняли это требование, составили договор и вручили его послам для передачи в Аргос. Для вступления договора в силу требовалось формальное одобрение и ратификация аргосским народным собранием; если бы это было получено, послов приглашали вернуться в Спарту на [p. 29] праздник Гиакинфий и там совершить обряд клятв.