Как только они увидели, что лакедемоняне, подойдя к подножию холма, сначала внезапно остановились, затем отступили и наконец исчезли из виду, их изумление было чрезвычайно велико: и вскоре это изумление сменилось презрительной уверенностью и нетерпением преследовать бегущего врага. Полководцы, не разделяя такой уверенности, сначала колебались покинуть безопасную позицию, из-за чего войска начали роптать и громко обвинять их в измене за то, что они во второй раз позволили лакедемонянам спокойно уйти, как это уже было под Аргосом. Вероятно, это были уже не те самые полководцы, которые незадолго до этого подверглись незаслуженной критике за свое соглашение с Агисом: но нынешние упреки, едва ли менее несправедливые, заставили их, не без немалого стыда и замешательства, отдать приказ о наступлении. Они оставили холм, спустились на равнину, чтобы приблизиться к лакедемонянам, и весь следующий день провели в построении в боевом порядке, чтобы быть готовыми к схватке в любой момент.
Тем временем выяснилось, что Агис был разочарован результатами своих действий с водой. Он либо не нанес столь значительного ущерба, либо не посеял столько страха, как ожидал, и потому прекратил попытки, снова выступив в поход, чтобы вернуться на свою позицию у Гераклеона, предполагая, что враги по-прежнему удерживают холм. Однако во время этого марша он внезапно столкнулся с аргосским и союзным войском там, где меньше всего ожидал их увидеть: они были не только на равнине, но уже выстроились в идеальном [стр. 79] боевом порядке. Мантинейцы занимали правое крыло – место почета, поскольку сражение происходило на их земле; рядом с ними стояли их зависимые аркадские союзники; затем – отборный «тысячный» полк Аргоса, состоявший из знатных и богатых граждан, обученных военному делу за счет государства; рядом с ними – остальные аргосские гоплиты с их союзниками из Клеон и Орней; наконец, на левом фланге располагались афиняне – как гоплиты, так и всадники.
Агис и его войско были поражены, увидев это неожиданное зрелище. Для любого другого грека, кроме лакедемонян, внезапное появление грозного врага вызвало бы чувство ужаса, от которого было бы трудно оправиться; и даже лакедемоняне в этот момент испытали мгновенный шок, не имевший аналогов в их прежнем опыте. [114] Но теперь они в полной мере ощутили преимущества своей суровой подготовки, привычки к воинской дисциплине, а также особой системы подчинения командиров, которая была уникальной для них в Греции. В других греческих армиях приказы объявлялись воинам глашатаем, получавшим их лично от полководца; каждая таксис (рота) имела своего таксиарха, но тот не получал приказы отдельно от главнокомандующего и, по-видимому, не нес личной ответственности за их исполнение солдатами. Подчиненная и ответственная военная власть не признавалась.