Фукидид, с откровенностью, повышающей ценность его свидетельств там, где он высказывается положительно, сообщает нам, что не может точно указать численность ни одной из армий. Очевидно, это умолчание вызвано не отсутствием попыток узнать истину, но тем, что ни один из полученных им ответов не показался ему достоверным: крайняя секретность спартанской политики исключала возможность точных данных об их численности, тогда как пустые хвастовства других греков были не менее обманчивы.
Не имея точных сведений об общей численности, историк приводит некоторые общие данные, доступные любому исследователю, а также факты, которые мог наблюдать очевидец. По его словам, доктор Тирлуолл и другие с некоторой вероятностью предполагают, что он сам присутствовал при битве, хотя в каком качестве – определить невозможно, поскольку он был изгнанником.
Во-первых, он указывает, что спартанское войско казалось многочисленнее вражеского. Далее он сообщает, что, не считая скиритов на левом фланге (числом шестьсот человек), остальной спартанский фронт до крайнего правого фланга состоял из четырехсот сорока восьми человек, причем каждая эномотия выстроилась в четыре шеренги. Что касается глубины строя, эномотии не были все одинаковы, но в большинстве случаев шеренги насчитывали по восемь человек. Всего было семь лохов (не считая скиритов); каждый лох включал четыре пентекостии, а каждая пентекостия – четыре эномотии. [119] Умножив четыреста сорок четыре на восемь и прибавив шестьсот скиритов, мы получим в общей сложности четыре тысячи сто восемьдесят четыре гоплита, не считая нескольких всадников на каждом фланге. О легковооруженных воинах ничего не сказано. Я не доверяю подобным расчетам, но итоговая цифра меньше, чем можно было ожидать, учитывая, что спартанцы выступили из Спарты всем своим войском по срочному призыву и отправили домой лишь одну шестую часть – самых старых и самых молодых воинов.
Не похоже, чтобы аргосские полководцы пытались атаковать, пока спартанский строй еще не был завершен. Согласно греческому обычаю, им необходимо было воодушевить своих воинов речью, и пока эти речи произносились, спартанцы, вероятно, успели построиться. Мантинейские командиры напомнили своим согражданам, что предстоящая битва решит, останется ли Мантинея свободным и влиятельным городом с зависимыми аркадскими территориями, как сейчас, или снова попадет под власть Спарты. Аргосские вожди подчеркивали, [стр. 83] что у Аргоса теперь есть шанс вернуть утраченное господство в Пелопоннесе и отомстить своему злейшему врагу и соседу. Афинских воинов призвали доказать, что они достойны храбрых союзников, с которыми теперь сражаются плечом к плечу, а также защитить свои земли и империю, разгромив врага в Пелопоннесе.