Чем старше становилась Маша, тем больше её беспокоил этот страх. Другие люди не обращали на мух внимания, а если и замечали их, то просто отмахивались. Но для Маши это была настоящая пытка. Она задумывалась, почему обычное, пусть и неприятное насекомое, вызывает у неё столь сильное чувство неприязни и отвращения. Её начинало тревожить, что страх, с которым она росла, может скрывать в себе нечто большее. Но это что-то, как будто спрятанное в тёмном углу её сознания, ускользало от неё, оставляя только лёгкий привкус беспокойства, который появлялся каждый раз, когда в воздухе раздавалось знакомое жужжание.
Её воспоминания хранили странные образы: однажды, ещё маленькой, она сидела на кухне, и муха села прямо на её тарелку. Она застыла, глядя, как насекомое неторопливо перебирает своими лапками, словно что-то решая. Этот миг остался в её памяти чётко и ясно, но только как неясное чувство отвращения и страха. Муха тогда будто знала, куда пришла, как будто её присутствие было частью некой игры, в которую ей приходилось играть без её воли. Эта мысль, туманная и пугающая, становилась со временем всё более настойчивой, как если бы сама её память намекала на то, что мухи имеют к ней странное, пугающее отношение.
С годами эта мысль набирала вес, и Маша уже не могла просто отмахнуться от мух как от обычных тварей. Временами ей начинало казаться, что эти создания что-то знают о ней. Знают нечто такое, чего она сама не помнит. И каждое их жужжание – это словно издевательский шёпот, намёк на что-то важное, сокрытое глубоко в её памяти. Неведомое чувство отвращения уже переходило в страх, страх перед тем, что мухи таят в себе часть её прошлого, от которой она старалась уйти, но не могла избавиться.
Когда ей было пятнадцать, ей приснился сон, который преследовал её даже после пробуждения. Она стояла посреди тёмного, безлюдного поля, окружённая туманом и странным запахом, напоминающим разлагающуюся листву и затхлую воду. Вокруг неё кружились тысячи мух, образуя плотное кольцо. Они кружились, набирая скорость, как если бы это был не просто рой, а некий ритуал, в котором Маша должна была занять центральное место. И каждый звук их крыльев звучал ей всё более жутко – так, словно мухи что-то шептали, словно знали её тайну, о которой она даже не догадывалась.