Перед представлением на меня надели серебряное трико. Я спросил одного старого клоуна, не надо ли мне пройти какую-нибудь подготовку, прежде чем мной выстрелят.
– Тут главное, – пробормотал он, – расслабиться. Или напрячься, одно из двух. Точно не помню. И еще важно проследить, чтобы пушка была направлена строго вперед, а то промахнешься мимо цели.
– И все? – спросил я.
Даже в серебряном трико я по-прежнему вонял слоновьим дерьмом. Пришел директор цирка и похлопал меня по плечу.
– Запомни, – сказал он, – после того как тобой выстрелят в цель, ты немедленно возвращаешься на арену, улыбаешься и раскланиваешься. А если, не дай бог, тебе больно или ты даже что-нибудь сломал, ты должен держать лицо. Ты должен это скрывать, чтобы публика не догадалась.
Публика выглядела совершенно счастливой. Она приветствовала клоунов, которые затолкали меня в жерло пушки, и высокий клоун с цветком, из которого брызгала вода, спросил меня, прежде чем поджечь фитиль:
– Ты уверен, что хочешь? Это твой последний шанс одуматься.
Я кивнул, и он сказал:
– Ты знаешь, что Иштван, предыдущий человек-ядро, сейчас лежит в больнице с двенадцатью переломанными ребрами?
– Да нет, – сказал я, – он просто пьян, он сейчас спит в своем вагончике.
– Как скажешь, – вздохнул клоун с брызгливым цветком и зажег спичку.
Задним числом я должен признаться, что угол возвышения ствола был слишком острым. Вместо того чтобы попасть в цель, я взлетел вверх, пробил дыру в натянутом своде шатра и продолжил лететь в небеса, высоко-высоко, чуть пониже скрывающей небосвод гряды черных туч. Я пролетел над заброшенным автомобильным кинотеатром, где мы с Оделией когда-то смотрели фильм, над игровой площадкой, по которой бродило несколько собаководов с шуршащими полиэтиленовыми пакетами (и среди них маленький Макс, который как раз кидал мячик, когда я пролетал; он посмотрел вверх, улыбнулся и помахал мне). Над улицей Яркон, где на тротуаре за цветочной клумбой американского посольства я увидел Тиггера, моего толстого кота, ловившего голубку. Через несколько секунд, когда я спикировал в воду, группка людей на пляже вскочила и зааплодировала, а когда я вышел на берег, юная девушка с пирсингом в носу протянула мне свое полотенце и улыбнулась.
Когда я вернулся в цирк, уже стемнело, а моя одежда еще не просохла. Шатер был пуст, а в центре, около пушки, из которой мной выстрелили, сидел Иджо и подсчитывал дневную выручку.