Приблизительно в то же время я выучился читать и, вместо легких и приятных рассказов про зверушек и растения, стал проглатывать большие фантастические повести, герои которых путешествовали по времени. Что тогда, что теперь, я остаюсь твердо убежден в том, что человеческое сознание, пусть даже принадлежит оно писателю-фантасту, не может отразить то, чего нет в мире. И если что-то кем-то описано – значит, оно где-то и существует. Просто мы еще не добрались до той части Вселенной, где такое происходит. Иногда это и к счастью.
Итак, я читал о чужих путешествиях по времени, и мечтал о собственных. Точнее, всего об одном. Но чертежи машины времени в фантастических книгах не предоставлялись. И потому вскоре на моей полке в спальне поселились томики по физике. Отец, когда я приходил к нему и просил денег на книги, бурчал, что я перевожу средства на такую ерунду, но бумажки давал. Да, в деньгах он нам никогда не отказывал, это надо признать.
А вот Вэл, который первые два года сопровождал меня по книжным магазинам, удивлялся моему выбору литературы. Но не спорил и, пока я отбирал интересующие меня книги, пропадал в музыкальном отделе. Он уже лет в одиннадцать определился со своим призванием и понял, что желает связать жизнь с музыкой. Пришлось папаше еще и на хорошую гитару раскошелиться. А вот виртуозно играть на инструменте брат и сам научился.
В любимых занятиях мы и проводили время после школы. Сидели в гостиной, Валентин разучивал новые мелодии, а потом уже сочинял собственные. А я читал очередной труд, который для меня оказывался увлекательнее фантастики, чертил схемы, делал заметки. И с каждым днем приближался к осуществлению своего желания. Так мне тогда казалось.
Иногда на пороге гостиной появлялся отец, если возвращался домой в адекватное время, а не тогда, когда его наследники уже разбредались по кроватям. Пару минут стоял и смотрел на нас, а затем удалялся. Я продолжал развивать свою телепатию, а потому без труда считывал его равнодушие, а после и раздражение. Папенька не понимал, как можно тратить столько времени на книги или музыку – лучше бы на улице дурака валяли. Со временем он и вовсе стал ненавидеть наши занятия. Все незнакомое и непонятное инстинктивно вызывает у человека опасение, вот отец и злился. Была еще одна причина: Валентин как-то вспомнил, что мама тоже любила книги и музыку. Читала она, конечно, не физику и геометрию, которой я позднее увлекся тоже. Да и не играла на инструментах, но любила слушать хорошие композиции. Мы напоминали отцу женщину, которой удалось освободиться от него. А как иначе? Мы ее сыновья.