– Единственное спасение для вас – пересадка сердца от донора, – вновь вступил в разговор доктор Тишков.
– Живого донора? – спросила Варя. Она поняла, что сморозила глупость, и покраснела. Впрочем, покраснели только щеки, носогубный треугольник Вари остался белым. Она уставилась на свои синеватые ногти и едва не заплакала.
– Ну зачем же живого? – улыбнулся хирург Тишков. – Мы же не индейцы племени майя, чтобы из груди живого человека сердце вырезать. Разумеется, донор будет мертвым. Важно, чтобы он умер совсем недавно, не больше трех часов назад.
– Вы пересадите Варе сердце трупа? – ужаснулся Макс. Варя взглянула на него так свирепо, что он затих и стал внимательно изучать плакат на стене.
– Мы стараемся не называть наших доноров трупами. Они оказали нам с вами огромную услугу тем, что решили не забирать свои сердца на тот свет, где они им все равно не понадобятся. – подал голос профессор. – Еще раз повторю: главный фактор для успешной пересадки органов от донора – время. Всё теперь зависит от вас, Варвара Петровна. Вы должны быть наготове. Днем и ночью. Повторяю, днем и ночью! Мы вас поставим в лист ожидания. Действия у нас будут такими: как только появится подходящее для вас донорское сердце, вы немедленно должны будете явиться в клинику. В любое время. Дежурная бригада кардиохирургов уже будет ждать вас. Операцию по трансплантации сердца необходимо начать не позднее, чем через четыре часа после смерти пациента. Вы меня поняли? Вы готовы прибыть на место сразу после звонка из клиники?
– Да, – выдохнула Варя, а Макс посерьезнел и молча кивнул.
– Тогда напишите, пожалуйста, в этой графе ваши координаты и распишитесь в том, что вы готовы в ответ на звонок с указанного номера приехать в клинику, независимо от времени, днем или ночью.
Варя запоздало всхлипнула, взяла у доктора шариковую ручку и принялась заполнять дрожащей рукой предложенную ей форму. Она почувствовала, что с этой минуты себе не принадлежит. Время ускорило свой бег, и затормозить его она не в силах.
Профессор Хуснулин улыбнулся Варе и Максу своей знаменитой улыбкой, от которой таяли все – и докторши, и медсестры, и нянечки, и даже пожилые сотрудницы, выдававшие медкарты в регистратуре. Когда пациентка и ее молодой человек ушли, профессор перекинулся с коллегами несколькими, только им понятными терминами, а затем попросил оставить его одного. Профессору не хотелось, чтобы верный соратник Тишков и молодая докторша Марина видели его, светило отечественной кардиохирургии, непривычно взволнованным и даже слегка растерянным. Во время консилиума Хуснулин держался уверенно, как и подобает знаменитости. Он стремился внушить всем своим видом пациентке и ее бойфренду веру в успех операции. Так бывало всегда, удалось и в этот раз. Сейчас же, оставшись наедине с собой, он внезапно осознал, что уверенность испарилась. Знаменитый кардиохирург, как случалось не раз, вновь почувствовал себя юным неопытным ординатором, который до льдинок в животе боится совершить фатальную ошибку. Профессор сделал сотни операций на открытом сердце, поставил множество искусственных клапанов, однако каждый раз входил в операционную, как впервые, волнуясь и настраиваясь на успех. Теперь же предстояла трансплантация сердца, а это серьезное испытание для любого кардиохирурга. Одно дело – прослушать множество докладов на конференциях, побывать на подобных операциях, которые проводили коллеги. Совсем другое – самому руководить операцией по пересадке сердца и персонально отвечать за её исход. Тем более, что предстоит пересаживать сердце не пожилому человеку, прожившему много лет и приблизившемуся к финишу жизни, а совсем молодой девушке, которая находится в начале пути. Такая операция – всегда задача со многими неизвестными. Главный вопрос – окажется ли донорское сердце совместимым с чужим организмом, не начнет ли отторгаться в первые же часы?