Год в Чувашии - страница 3

Шрифт
Интервал


Наверху у троллейбусной остановки рыбаки в камуфляже продавали зимних, желтых от жира лещей. К этому часу бескостных налимов давно должны были разобрать и разобрали. За рулем троллейбуса сидела русская женщина в свитере с огромным вырезом. Она зевнула, потом еще, и фонари за окном поплыли в сторону. Совсем старая кондукторша встала со своего деревянного стульчика в углу и пошла вдоль рядов сидений настолько неспешно, насколько это было возможно, чтобы проверить у всех билеты точно до следующей остановки.

– «Щендеру Туреме», – объявил предпоследнюю, нашу, остановку ласковый голос из динамика.

На площади бетонный Ленин все шагал к школе с параллелепипедом кладбищенского гранита у дверей. С мемориала на Ленина смотрел погибший в Афганистане чувашский парень. Посмертно ему дали соответствующий подвигу орден и недавно нарисовали его, орден, рядом с портретом. Ҫĕнтерӳ Тӳремĕ – площадь Победы.

– Здравствуй, – сказала вдруг старая кондукторша моей жене.

– Здравствуйте, – растерялась та. – Салам.

– Я тебя помню. Я работаю на этом троллейбусе двадцать шесть лет.

Актриса

Было же слово «пурга», и имело оно почти тот же смысл, что «метель», но только сильнее и равнодушнее к человеку. Пурга! На чувашском языке – Çил-тăман, «щил-тэман», буквально «ветер с метелью». Продувается огромное поле, а здесь все поля огромные, свистит ветер в столбах, на которых летом держатся плети хмеля, полон ветер снега. Из пурги может выскочить заяц: все для русской литературы, до смешного, но вот так и есть.

Есть еще, правда, подогрев сидений, климат-контроль, АБС и другие какие-то системы, совсем не литературные. При всем этом не так уж важно, чем отличается пурга от метели или даже просто от осадков. Лишь легкая неуверенность на снежных наносах, огнестрельный мат вслед рыбакам в смертельных «жигулях», бесстрашно и пьяно пошедшим на обгон в темноте.

После свадьбы, где я был гостем из Москвы, предстояло вернуть чувашские платья и хушпу, эти женские шлемы-шапки, пожилой актрисе. Она приходилась дальней родственницей моей жене, впрочем, кажется, как и все остальные чуваши. Жила где-то в глубине республики, выступала в главных чебоксарских театрах, держала пару коров. На стене хлева – расчерченное по линейке расписание. В такой-то месяц появится теленок, а в другой вылупятся гусята.