Да, моя мама, красавица Роза, очень Ваську любила. Всё так и случилось, как думал кот: мы пришли несолоно хлебавши, измазавшись и поцарапавшись о прибрежный кустарник, а кое-кто из нашего двора получил ещё и взбучку от родни за порванные шорты и рубашки. Я и Юваль, оглядев себя и не найдя повода для взысканий, открыли тихонько дверь и на цыпочках прошли в свою комнату. Мама уже сварила борщ, и его невозможный аромат не позволил нам сидеть спокойно на месте. Мы по очереди выглядывали в гостиную, разделявшую нашу комнату и кухню, и гадали, с чем сварен борщ, – с говядиной или курицей?
Наконец мама, усмехаясь, позвала нас обедать. Борщ оказался с говядиной и был вкусен до умопомрачения; кроме того, на столе была густая сметана в креманке, ароматный коричневый хлеб, который мы посыпали солью и зеленым луком, таким крупным, что его белые крепкие головки размером были чуть ли не с наши кулачки.
Вечером из мастерской пришёл папа и сообщил нам с таинственным видом, что завтра очень рано мы все вместе поедем в Гдов навещать бабушку и дедушку. Ура! Я ещё никогда не выезжала на автомобиле за город. Про Гдов, который стоял вблизи какого-то чудного озера, мы слышали от родителей много раз, поэтому горели желанием посетить его, но у них всё не находилось для этой поездки времени. И вот это время настало! От радости мы так орали и скакали по комнате, что маме пришлось накричать на нас на своем ужасном шипящем польском, который она применяла только тогда, когда у нее «заканчивались нервы», как она говорила.
Оба моих родителя удивительные люди. Папа работает в часовой мастерской, копается там до самого вечера, а его родня, приходя к нам в гости по воскресеньям, дружно качает головами и перешёптывается, – из этого шушуканья я однажды поняла, что папины кузины и кузены, а также всякие дядья с тётками недовольны тем, что он, сын раввина, нашёл-таки на свою голову какую-то краковскую аферистку и пленился ею настолько, что взял в жёны.
Мама, как с гордостью я отмечала про себя, чихать хотела на выпады и тайные происки папиной родни, потому что она была статная красавица и одевалась по моде, так что все соседки от зависти лопались. Без всяких усилий свела она с ума мужскую половину нашего начальственного дома. Папа однажды чуть не подрался с ней из-за сущей ерунды: он ей в гневе крикнул, что вела бы она себя скромнее и лучше бы прикидывалась дурочкой, а не панной со шляхетскими замашками. «И так, – он орал, – на нас все косо смотрят, потому что ты на самом деле дура! В доме одни партийные чины морды кривят, их жёны деревенские бабищи, и ты для них как красная тряпка для быка! Бог мой, лучше бы я в Могилёве остался! Там, по крайней мере, все свои». Мама искренне не понимала, чего он так разошёлся, и решила в ответ промолчать, поэтому папа постепенно успокоился и уже вечером шептался с ней на кухне совсем любовно, будто и не было между ними ссоры.