– Уснёшь под утро. Без глюков. – Зато с кошмарами, которые я тебе устрою. – Давай, Свят. Или ты боишься, что кто-то с того света увидит?
Он вздрогнул. Чётки под курткой щёлкнули, как счётчик Гейгера.
– Че это вообще такое? – пробурчал он, вертя таблетку. Красное сердце мерцало в его ладони, будто живое.
– Аф-ро-ди-зи-ак, – повторил я, растягивая слоги. Пусть думает, что это любовь. А там…
Он закинул таблетку в рот, запил водой. Глотай. Глотай мою ложь. Глотай свою судьбу.
– Вот и умница, – усмехнулся я. Теперь отступать некуда. Ни ему, ни мне.
Лес вокруг шумел, как тысяча шепчущих голосов. Скоро здесь станет ещё теснее от криков.
Мы втроём втиснулись в салон. Алекса металась взглядом между мной и Святославом, сжимая телефон так, что ногти впились в экран. Глупышка. Здесь даже волки не ловят сигнал.
– Дай телефон, милейшая, – процедил я, не отводя глаз. На мгновение в её взгляде вспыхнул страх – чистый, как стекло. Наконец-то. Долго же ты притворялась, что не чувствуешь подвоха.
– З-зачем? – она попыталась улыбнуться, но получилось это слабо.
– Позвонить. Мой сломался, – а твой скоро станет бесполезным куском пластика.
Она протянула аппарат, следя, как я разблокирую его.
– Что происходит? Где мы?! – её голос сорвался на визг. Бабочка чует липкую нить.
Я молча опустил рычаг её кресла. Оно откинулось почти горизонтально, заставив её голову запрокинуться. Вот так. Теперь ты – бабочка под стеклом.
Святослав сзади вдруг завозился, бормоча что-то о “грехах плоти”. Началось. Его пальцы судорожно сжали чётки. Скоро они понадобятся тебе больше, чем мне – телефон.
– Серафим, что происходит?! – Алекса почти кричала, но голос сорвался на фальцет. Её пальцы вцепились в подголовник, как в спасательный круг.
Я усмехнулся и швырнул телефон в темноту за окном. Прощай, связь. Прощай, Алекса.
– Раздевайся, блять! – Святослав рявкнул так, что затрещали стекла. Его глаза, обычно холодные, теперь пылали, как угли в костре. Алекса сжалась в комок, прикрывая грудь руками.
– Мальчики, если это шутка… – её голос дрожал, но она ещё пыталась улыбаться. Держится за иллюзии, как за соломинку.
Святослав, словно одержимый, вцепился в её плечи. Его пальцы, украшенные татуировками из детдома, впились в кожу. Он больше не боится греха. Таблетка сделала своё дело.
– Отпустите! Я вас засужу! – завизжала она. Лес ответил эхом, будто смеялся над её наивностью.