– Можешь делать что угодно со мной, но не при сыне. – взгляд в глаза. – Ненавидишь меня? Я понимаю. Но Мирон ни в чём не виноват. – и пусть он написал, что ничего не хочет знать. Неважно. Сама подаюсь к нему навстречу, прижав ладонь к левой стороне грудины. Боже, я помню, как оно стучало раньше. Оно отзывается. – Андрей. – выдыхаю, подвернув губы. Роняю веки. Так хочется, чтобы обнял. Знаю, что не будет этого, но представляю, что делает это. – Андрей, Мирон…
– Не смей. Меня. Трогать. – цедит он, отшатываясь назад. – Только чтобы ещё разок тебя поиметь, я готов был стерпеть.
Лучше бы он ударил. Честно. Не причинило бы столько боли.
Свесив вниз голову, скрываю за копной волос катящиеся по щекам слёзы и прохожу мимо него. Сразу за дверью сталкиваюсь с Пашкой. Он мгновенно оценивает моё состояние.
– Что он сделал? – цедит, переведя взгляд на кухню.
Качаю головой, мол, ничего ужасного, и плетусь в комнату к Солнышку. Прикрываю дверь, не желая ничего слышать. Опускаюсь на колени перед кроваткой. Рассматриваю уменьшенную копию Андрея Дикого. Сколько бы иголок этот мужчина не вонзил мне в сердце, оно всё равно будет любить.
– Как он мог не заметить, что ты его сыночек? – спрашиваю беззвучно, приглаживая смоляные кудряшки. – Как мог не захотеть тебя? Не бойся, малыш, у тебя всегда буду я. Всегда пожалею и обниму. Я люблю тебя.
Целую в лобик и подтягиваю плед с рисунками солдатиков выше. Ноги не слушаются, когда поднимаюсь. Шатаюсь как пьяная. Взгляд плывёт. Кое-как добираюсь до своей спальни. Скидываю халат и надеваю пеньюар. Сажусь перед зеркалом на высокий пуфик и беру в руки расчёску. Пару раз провожу по волосам и срываюсь на рыдания. Расчёска падает на пол, ковёр глушит удар. Роняю голову на руки и вою в ладони, кусая пальцы, дабы никто не слышал. Крики вибрируют в груди. И горит там всё, пульсирует. Волосы лезут в рот, пропитываются солью. Мозг раздувается. Сердце колотится так быстро и громко, что пульс в ушах долбит. И я не сразу замечаю присутствие постороннего человека в спальне. Только мелькнувшее отражение силуэта в полутьме приглушённого ночника. Вскакиваю, смахнув рукой всё, что стояло с краю: косметику, туалетную воду, шкатулку с украшениями.
– Тихо, Крис, это я. – сипит Пашка, приобняв за плечи и прижав к себе.
– Он… ушёл? – выталкиваю, срываясь на вынужденные паузы.