Моя злость всегда накатывает внезапно, срывается из-за мелочи. Я могу сдерживать себя в серьёзных конфликтах, но одна мелочь может сорвать с петель. Поэтому в то утро я выбрал двадцать кругов в спортзале.
Сейчас, за эти дни, я остыл и уже не злюсь, возможно, это место у окна ей нужнее. Мне оно дарило покой и помогало держаться, надеюсь, и ей в её тихой борьбе, о которой она никому не говорит, поможет. На второй день я предпринял попытку помириться, хотя мы не ссорились, и вообще это она должна была извиниться. Но я же, чёрт возьми, джентльмен или, как говорит Кнопка, «жульен», поэтому подошёл. Я заметил, как она напряглась, думала, я снова затею спор или сяду рядом, но я просто наклонился к ней и тихо сказал: «Береги его». Она вскинула голову, но я уже отвернулся и вышел.
С тех пор мы больше не общались, делали вид, что никого вокруг не существует. Она продолжала молчаливое присутствие в классе, доставала тетрадь, аккуратно складывала ручку и учебник перед собой и больше не двигалась. Никаких взглядов, никаких приветствий. Будто её здесь и не было. Что-то записывала, сдержанно отвечала, если её спрашивали, в остальном не проявляла никакой инициативы или интереса.
Сегодня на литературе Васильевна читала вслух отрывок из «Господина из Сан-Франциско» и говорила об остром чувстве кризиса цивилизации, поэтому на перемене весь класс как обычно развалился кто куда – кто в соцсети, кто в переписки, кто свалил в столовку заесть мысли. Умеет Васильевна заинтересовать и задеть даже тех, кто в остальное время кажется бесчувственным и безразличным к литературе, к жизни. Наверное, не зря её зовут как главных героинь русской классики.
Лея осталась в классе, она редко куда-то выходит. Её глаза были почти закрытыми, как у человека, который слушает не слова, а музыку за ними. Хотя, может, у неё в ушах наушники, за огненными кудрями не рассмотреть.
Чёрт, снова я пялюсь. Я пытался не смотреть, пытался сосредоточиться на тексте, продолжить читать с того места, где мы остановились. Но взгляд каждый раз возвращался к ней. Почему она меня не помнит? Просто не узнаёт или тот месяц ничего не значил для неё?
На полу – потрёпанная книга с яркой обложкой. Динозавр на ней больше похож на игрушку, чем на настоящего зверя, но нам плевать. Мы сидим на ковре в уголке, за шкафчиком с кубиками, где можно спрятаться ото всех. Тут пахнет пылью и пластилином, и чуть-чуть – ею. Леей. Мне кажется, она всегд есть вишню.