Не дождавшись ответа, он исчез за дверью, оставив после себя только запах масла и тонкий, едва слышный звон чужой тревоги в воздухе – словно невидимая струна натянулась между гаражом и домом, вибрируя от приближающейся опасности.
Оставшиеся трое застыли среди инструментов и машинного масла, словно насекомые в янтаре. Томми, Эбби и Джои прислушивались к каждому шороху, к каждому скрипу половиц наверху. Их дыхание стало поверхностным и тихим, как у загнанных в угол животных, готовых к прыжку или к смерти.
Пятнадцать минут. Девятьсот секунд между безопасностью и неизвестностью. Девятьсот ударов сердца, отсчитывающих время перед решением – бежать или остаться, искать или скрываться, бороться или сдаться.
Молчаливый отсчет начался, сопровождаемый лишь тиканьем забытых часов в углу гаража – механического сердцебиения этого тесного мира, который с каждой секундой становился все более чужим и опасным.
***
Люк поднялся по скрипящей лестнице. Каждый шаг звучал слишком громко, как приговор, эхом отдающийся в пустоте дома. В груди у него сжималось то самое чувство – тяжелое, знакомое с детства: когда знаешь, что будет больно, но все равно идешь вперед, словно мотылек, летящий на пламя собственной гибели.
В гостиной застыли Бартоны. Мистер Бартон, высокий, хмурый, с прищуренными глазами, напоминающими прорези в маске обвинителя. Миссис Бартон – натянутое лицо, губы сжаты в тонкую линию, будто стремящуюся стереть саму возможность сочувствия. Отец Люка стоял рядом с ними, с руками в карманах джинсов, лицом, отлитым из серого камня древних идолов.
– Крайне неприятная ситуация, – говорил мистер Бартон. – Ваш сын с друзьями заигрался, тревожит людей, лезет куда не следует. Мы хотим, чтобы это прекратилось.
– Мы и так переживаем, – добавила миссис Бартон, не глядя на Люка, словно сам взгляд мог запятнать ее. – И вдруг они… выламываются к нам, расспрашивают… Мы хотим немного покоя. После всего случившегося, мы не можем оправиться.
Люк молчал, глядя в пол, где каждая трещина казалась картой его будущих шрамов. Он кожей чувствовал фальшь в голосе Бартонов, однако сказать ничего не мог. Кому из взрослых будет дело, что родители обчистили комнату Джейн сразу после ее исчезновения и сказали, что она и была такой: пустой, почти заброшенной. Отец медленно подошел к нему, все еще держась подчеркнуто спокойно, как хищник перед прыжком.