Твой кровавый Путь в Вальгаллу. Детям Северной Священной бездны. Художественно-философский очерк - страница 15

Шрифт
Интервал


Условно эксплуатируя материальную данность, меняя право обладания на «МОЕ» (в том числе и форма-тело, покидающее Мидгард без запроса на раздел имущества и без согласия «правообладателя»), избранный идолами двуликий артист занимается поисками разделенно-высокопарного предназначения или миссии суфлера тревожно-дельного спасителя. То, что суфлер нарекает предназначением, есть удел нужды и сопротивления. Разумная форма будет вынуждена делать то, что роком предназначено и детерминировано генотипическими характеристиками, не заботясь о патологически-вздутом мире бесперебойного сценариста.

Циркуль вращает веревку пародий

Рубит останки диктата горения плотской статуи в неволе Орлога

Режет пенистые паутины на двуглавые распри

рулевого насмешника коварства и скупца

от дара Божества.

Щедрые, смелые
счастливы в жизни,
заботы не знают;
а трус, тот всегда
спасаться готов,
как скупец – от подарка.
(«Речи Высокого», строфа 48)

Щедрые – природа дара Божества изобильна, неотделима, изливается каждым вздохом. Тот, кто познал природу дара, – вместил в себя Все, оттого и счастлив. Трус несчастьем томим, недостаток и горечь в мучительном горестном духе, заточенным в алчности муки, в распрях от света гонимый, смерти боится и битв избегает, вздыхает сокрушенно, кровь на повязках («завязанные глаза») невзгоды за истину видит и рвется к обладанью на злоключения погибель.

«Не доверяй рабу своевольному» («Речи Высокого», 87)


Раб своевольный – это и есть Недо-я, проявляющее себя как деятель в недостатке и трусости, слепивший себе идола, чтобы с «чужого» неба взять казну за веру. Важное замечание: раб – это тот, кто не волен, а раб своевольный – это тот, кто стал Рабом морока, но своеволье – тоже морок, морок владельца и дельца. Поэтому раб своевольный – это тот, кто исполняет волю йотунского морока, гордо нарекая ее своей. Его надзиратель – воля Недо-Я, основной признак которого нужда как недостаток и страх исчезнуть как гордец отравы в чуждом поле, которое должно стать другим, удобным для инертного поглощения.

О, где ж ты волю то узрел свою, коль вскрикиваешь спесью от укуса комара и вздрагиваешь дерзостно от гневного словца? Нет тот же ли комар твоею волей стал? Иль слово тебя сделало мучителем отважных дум, в которых ты обслуживаешь волю вихрей помысла недруга? Диктует свой закон тебе зловещий сон и песнопения метелей, вьюг и водопадов. И заплетенными узлами змеи вьются, чтобы насытиться раскатом гнева любителя сладкоречивого покорного уюта. Когда ж гордыня памяти мечом разит в немудрых спорах, а жар от ярости быка в знаменье разъяренном дерзает биться за награду копоти из ядовитых лепестков на каменном погосте. Ужели в этом твоя воля, когда ведом ты шорохом дождя иль похвалой неудалого? Найди ж ты волю коль слагаешь пестрые поэмы о воине достойном, которого сражает враг, пустив на небо звон бумажных перьев из коварного обмана