Хеймдалль трубит, поднял он рог,
С черепом Мимира Один беседует.
(«Прорицание вельвы», строфа 46)
Беседа Одина с черепом Мимира – это беседа с мудрой Душой. Один неуязвим, запределен и одновременно имманентен, он тверд и постоянен как камень, но весу не имеет; остер, как меч, но клинки врага (обмана, морока) тупит с обеих сторон. Беседа с душой может происходить только тогда, когда ты запределен всему и одновременно всецело на поле битвы храбро встречаешь исполнение рока, ты проживаешь момент полного погружения и по ту, и по эту сторону, оставаясь центрированным, неподвижным в-Самом-себе на Оси древа.
Воруешь у сердца, тоску догоняя, в думах докучных себя затмевая, творя в бессознательном аморфную нужду, в которой твой удел – лишь пыль клише и розги для застывшего кадра анонимного беспомощного общества сугубо важных дел. Томление духа – это хворь – это болезнь не-мудрости, это страх поля битвы, на которое ты вброшен, это желание иного, враждебность к долгу. А тот, кто враждебен долгу, тот с двумя врагами ходит, их называют «устрашающий, торгующий недо-будет» и «обвинительный ненавистник недо-было» – воры, которые отнимают жизнь.
Советы мои,
Лоддфафнир, слушай,
на пользу их примешь,
коль ты их поймешь:
ночью вставать
по нужде только надо
иль следя за врагом.
(«Речи Высокого», строфа 112)
Конвоир тебя встретит над каждым обрывом коль ночь наступила, враждебный стан томящих дум в неведении глупца кружится вихрями отчаянья и делает своим рабом отчаявшегося. Услышь, дитя: не верь врагам, докучных дум имена – болезнь и страха обман. Меч держи гибко с обеих сторон, голову выше могил и надежд, тобой живет твоя душа, но скорбью, страхом, враждебностью и презреньем наполняется она, сгодится тело для костра.
О, сколько тел в ней было сожжено дотла и затрубит Хеймдалля40 рог о безвозвратной дали снова, и снова вдох Отца, и новые глаза встречают свет, сияющий с ее любви, отчаяний и бед.
Плакал, смеялся, метался, стяжался, душил, хоронил, умолял, горел, топил, копал, преклонял, устал – сдал. Ушел. Затерялся. За пределом горизонта вновь «рождался», оставаясь в неизменности своей истинной природы.
Коль ты познал природу дара, ты внемлешь истине того, что щедрость есть удел сакральности твоей основы, где нет заботы в счастье дома Всеотца, покоящего основу неизреченной тайны Бытия. Бог Один как Абсолютный субъект знает то, что душе ведомо – он и есть «знанье и дело» души, а твое восприятие себя и твои способности воспринимать – это проекция воспринимающего начала Абсолюта, поэтому он – знает, ты – со-знаешь, но не как самостоятельный субъект, а как душа, которая является Субъективностью Бога. О чем тогда переживает недо-статочный изгнанник?