А вот и бабушка - страница 17

Шрифт
Интервал


С годами у меня развилась такая аллергия на шерсть, что каждую осень семья собиралась на военный совет: во что бы меня одеть, чтобы я не замёрзла, но и не ушла навсегда из дома.

Хлопок и ситец, доступный в советских магазинах, был надёжным билетом в царство обмороженных частей тела.

А синтетика – этот недосягаемый мираж технологического прогресса – была так же реальна в то время, как и летающие автомобили в мечтах Брежнева.

Лидия была не только исходником дерматитов и вязаных чудес – она была настоящей легендой выживания.

Каждый её приезд поездом был предвестником перемен: из-под её рук выпадали мешки с ягодным вареньем, банки с маринованными огурцами и даже грибы, свежие, как утренний туман над лесной опушкой.

Эти запасы для молодой семьи, работали как оберег – обещание, что даже злая зима с её голодом и ледяной стужей не сломит наш боевой дух.

Иногда, чтобы дать передышку родителям, моя прагматичная родственница брала меня с собой в свои «отпуска».

В её словаре это слово вовсе не означало валяться на пляже: это были утренние подъёмы с первыми лучами солнца и променады по узким тропинкам полярных сопок. В этом калейдоскопе бескомпромиссного юмора и суровой снежной романтики каждое утро с бабушкой превращалось в подготовку молодого бойца, где холодная вода и будильник в предрассветном тумане становились испытанием, закаляющим характер.

Шагая, как настоящий полководец, она вела меня вперёд, а я, озябшая до костей, изо всех сил пыталась угнаться, молясь, когда-нибудь снова прижаться к обогревателю. Иногда мне казалось, что меня занесло в сумасшедшее реалити-шоу, где героев чествуют надписями типа: «Была юная звезда, но замёрзла на всегда».

Её распорядок не оставлял места для праздного детского ничегонеделания. Утром – марш-бросок в лес, вооружившись вёдрами и ножами. Вечером – смена на её работе, где меня ждала морозная вахта в крошечной будке инспектора.

Деревянный ящик, где воздух звенел от холода, а единственным источником тепла было собственное дыхание, которое приходилось задерживать, чтобы не заморозить лёгкие. Ночь, ничем не отличавшаяся от дня, наполнялась жалобным воем товарняков и звоном металла.

Закутанная в бесконечные слои одежды и в свои советские мунбуты-валенки, я подолгу разглядывала облачка собственного дыхания, размышляя, хватит ли у мороза наглости после пальцев на ногах дотянуться и до моего нутра.