Станция отрицания. Стихи - страница 2

Шрифт
Интервал


Это худшая вещь.

«К лицу сегодня черное идет…»

К лицу сегодня черное идет.
Но слово к слову, словом, не идет.
Допустим, что у смерти белая слеза.
Твои ли это карие глаза?
Твои ли губы бледные вот-вот
мне что-то вознамерились шепнуть?
Из градусника вытекает ртуть, —
ты говоришь. Я знаю – это ложь.
Ты никогда на свете не умрешь.
Ты будешь тут. Ты вечно будешь тут.
Я буду тут. Но мучаться без сна.
Прохладно-прозаичная весна,
как правило не соблюдает ритм
любви, не докатившейся до рифм,
до лживости, которая честна.
До крайности. От неба до земли.
Не верю, что спасают фонари,
сверкающие вроде маяка.
Скажи, но не снимая с языка,
свои слова моей к тебе любви.
И что-нибудь хорошее забудь.
Из градусника вытекает ртуть, —
ты говоришь. Я верю – это так.
Мешает спам-звонками Альфа банк
и спертый воздух забивает грудь.

«Влюбилась, как дурочка…»

Влюбилась, как дурочка,
ей-богу, как девочка,
стоишь и дрожишь в коридоре
январскою веточкой.
Песня «Монеточки»
играет на старом смартфоне.
И платьице с кружевом,
отныне ненужное,
пылится в корзине «Озона».
«Ты самая лучшая» —
самое худшее
превью для второго сезона.
О господи, с ужасом
кружатся-кружатся
хмельные постельные сцены.
Мы снова подружимся,
нет, не подружимся.
Мы злы, мы горды, мы бесценны.

«Сиреневый мальчик не вернется домой…»

Сиреневый мальчик не вернется домой.
Найк Борзов спел последнюю песню.
Я намеренно здесь зарифмую на боль,
потому что любовь неуместна.
В этой строчке, но в жизни я был поражен
тем, что сердце твое вообще неподвластно.
Мне мерещилось часто, что музу нашел,
и блестели щенячие глазки.
Обладать недоступным хотя бы вот так —
издевательство вроде сродни мазохизма.
Парадоксы любви и сознательный брак,
бессознательный зов альтруизма.
Это вроде болезни, но чаша пуста
и щенячие глазки давно как собачьи.
Музы кончились – каждая муза не та,
вот и ты непременно заплачешь.
А сиреневый мальчик вернется домой
и в сиреневом свете сиреневой лампы
ненамеренно вновь зарифмует на боль,
поджимая собачьи лапы.

«Тут самая вкусная шаурма…»

Тут самая вкусная шаурма.
Помню, как мы ее ели и соус
стекал по рукам на твой боди,
а я думал, что это не боди,
а заправленная в джинсы футболка лонг-слив
асфальтового цвета,
как раз в тон екатеринбургскому асфальту
и небу, и крашенному металлическому забору
вдоль дороги, который то ставят,
то убирают, то снова ставят,