Рядом слышался лай собак. Валентине казалось, что гонятся они, преследуют. Сердце билось так сильно, что отдавалось в ушах и пульсировало в висках. Она на секунду остановилась. Оглянулась. Прислушалась. Тихо. Нет собак – страх вырвал их из последних воспоминаний о доме. Валя села на землю, облокотилась о ствол дерева, прижала Надюшу и, тяжело дыша, начала собирать мысли воедино. Что делать? Куда бежать?
– Мама, смотри, – Надя повернула маленькими ладошками мамину голову в сторону деревни.
Зарево ярко красное с оранжевым всполохами разрывало синеву. Там, где некоторое время назад было солнце, сейчас горело небо. Страшно горело, будто обжигало мир и все, что его окружало, огненными языками, пожирающими жизнь. Деревня. Это горела их родная деревня. Вся.
– Мам, это огонь? – в глаза Нади читался ужас.
Валентина прижала дочку к себе, чтобы она не могла ничего видеть. Закрыла её уши руками. Сама уткнулась лицом в ребёнка. Страх сковал все тело. Уже не было криков, лая собак, только слышался издалека треск горящих домов. Валентина не находила слов. Только слезы текли по щекам.
– Мама, огонь да? Огонь? – не унималась Надя, теребя маму за плечи.
– Это война, – тихо ответила мама, – война.
– А Барсик? Мама, наш Барсик остался там. – Надя потянула маму за руку, – Мама, пошли. Его надо найти.
Валентина крепко прижала дочь к себе. Барсик? Там остались мама и папа, там родители мужа, там сестра Маринка с детьми. Там…
Там больше не было никого. Не осталось никого. Ни одной живой души. От этой мысли Валентину затошнило и помутнело в глазах.
Как? Как такое может быть. Что за нелюди. Куда смотрит всевышний.
– Мама, Барсик, – Надя не унималась.
– Тихо, дочка, тихо. Мы пойдём, а Барсик нас догонит. Он же кот.
Валентина поднялась на ноги и, взяв дочку за руку, стала пробираться вперёд. Она не знала, вперёд – это куда. Главное подальше от этого ужаса.
– Стой, – сказала Надя, – огурец.
Она выронила его, когда увидела огонь, и теперь вернулась, подобрала валявшийся на земле огурец и крепко сжала в руке. По-детски помахала в сторону черного дыма и сказала:
– Прощай, дом, прощай, – и добавила, – Барсик, догоняй.
Проклятое солнце. Теперь оно уже не казалось таким тёплым и ярким. Оно было жгучим, палящим, убивающим. Надя еле волокла ноги, и Валентина брала её на руки и несла на себе. Шли долго, казалось вечность. Очень хотелось пить. Валентина выбилась из сил. Присела на землю, Надя легла ей на руки и заплакала.