– Я к папе хочу, – она размазывала грязной ладошкой слезы, – папа бы нас спас.
Валентина целовала дочку в мокрые чумазые щеки:
– Папа нас сейчас спасает, бьёт немцев. А мы справимся, мы сильные. Правда же? Справимся?
И Надя кивала.
– Папа говорил, что война страшная, – Надя стала рассуждать, как взрослая, – а война – это не страшно. Я не успела испугаться. Просто бежала и бежала. Война – это больно, – Надя показала на сердце и добавила, – вот здесь болит и колет. И ножки болят.
За несколько часов она стала взрослая. Другая. А ей было всего пять. Пять лет.
– Поспи дочка, – Валентина гладила Надю по голове, – поспи.
– А пить? – Девочка посмотрела выгоревшими глазами, мокрыми и будто пустыми.
– А огурец? – мама впервые улыбнулась, – у тебя же есть огурчик. Откуси и тебе сразу станет легче.
– Нет, – сказала Надя, – это последнее, что осталось от дома. Я буду его хранить.
– Глупышка, он же пропадёт, – мама снова улыбнулась, – откуси. Хоть кусочек.
Надя послушно откусила совсем немножко, долго держала кусочек во рту, сосала его как леденец. Немного успокоилась и, прижав остаток огурца, как куколку, уснула. Валентина тоже закрыла глаза. Тело её болело, ноги саднило от ссадин и ушибов. Нужно было отдохнуть. Но задремать она не смогла. В глазах стояла горящая деревня, мама с папой, сестра, ее ребята Мишка и Колька. Ей чудилось что они зовут её, кричат. А она не может бежать к ним, тело её не слушается, руки и ноги немеют. Их голоса все громче и громче. Все чётче и ярче встают в её сознании. Валя резко открыла глаза. Тихо. Лишь слезы беззвучно текут по щекам и мурашки по всему телу, до озноба.
Надя вздрогнула. Села. Осмотрелась
– Мне снился дом, – сказала она и снова осмотрелась по сторонам, – и Барсик снился. А Колька с Мишкой его за хвост дёргали. А потом огонь. И их больше нет. Улетели вместе с искрами. – она посмотрела на маму, – Помнишь, как в сказке про Снегурочку. Она прыгнула через костёр и улетела. И они улетели. – Валентина молчала. Она не могла найти слов. – Мама, это был сон? – Надя взяла мамино лицо в ладошки и посмотрела глаза в глаза, – Сон?
Но, увидев в маминых глазах ужас и слезы, больше не спрашивала ничего. Поняла без слов. Дальше шли молча. И медленно. Сил не было. Хотелось кушать и пить. Надя, незаметно сама для себя, по-маленькому кусочку съела огурец. Но кушать хотелось все равно. К ночи забрели в густую чащу. Заблудились.