В глубине души что-то тянуло его вперёд.
Чувство, интуиция, наработанная годами в пустошах осторожность. Или, может быть, сама судьба, у которой, как он знал, всегда были извращённые понятия о хорошем настроении.
И тогда он увидел её.
Она стояла посреди разрушенной площади, словно забытый часовой. Башня.
Когда-то она, вероятно, была коммуникационной вышкой или сигнализационным маяком, но теперь – облупленная, покрытая мхом и трещинами, обвитая полусгнившими кабелями – она напоминала больше надгробие старой цивилизации.
В её основании зиял пролом.
Кристиан замедлил шаг, прислушался. Ветер посвистывал сквозь рваные стальные зубья башни. Ни шороха, ни затаённого дыхания чужаков – только одиночество.
Он шагнул внутрь.
Там пахло холодной ржавчиной и влажной плесенью. Стены из вгрызённого в землю бетона, куски обрывков старых баннеров валялись на полу. Кристиан щёлкнул наручным фонарём. Луч выхватил из мрака то, что заставило его сердце замереть.
На стене – за полусгнившей тканью, почти незаметно – висела карта.
Она была стара. Так стара, что ткань под руками крошилась, словно высохшие листья осени. Но линии – тонкие, выведенные каким-то мастером былых времён – ещё различались.
Геометрия города, и рядом – странный символ: шестерня, внутри которой таилась рука, держащая молнию.
«Арк» – вдруг подумал Кристиан. Его собственное имя. Его собственный символ.
Он почти рассмеялся, смахнул пыль, прищурился. Под символом – слова на забытом алфавите. Но кое-что из него он знал. «Путь», «машина», «сердце».
И, самое главное – линия. Пунктиром она тянулась от этого места к центру города – туда, где зевали воронки разрушений, где гудела земля от глухих эхо ушедших битв.
Он аккуратно свернул карту, прижав её к груди, словно боевой штандарт. И тогда земля вздрогнула.
Где-то под ногами, в недрах старого города, проснулся древний механизм.
Пол в проломе башни поддался.
Кристиан едва успел схватиться за край ямы, но его перчатки скользнули по ржавой кромке – и он полетел вниз.
Падение было долгим. Время растянулось, как капля масла на раскалённой сковороде. В эти моменты он успел вспомнить детство – тихие вечера в домике у реки, рассказы отца о далёких путешествиях, запах дыма и мокрой земли.
Потом он рухнул.
Приземление было жестоким, но не смертельным. Боль отозвалась в плечах, рёбрах, пояснице. Но ничего не сломано. Пока что.