Ирина Матвеевна в это время прикрыла рот ладошкой, чтобы вслух не рассмеяться и не смутить молодого человека. А он между тем вполне серьезно продолжил:
– Я, пожалуй, пойду. Вы уж извините меня. А то, как бы на автобус не опоздать. Мне сегодня вечером надо на смену.
Но Ирина Матвеевна почему-то ничего не ответила ему, только загадочно улыбнулась. Андрей в это время с тоской посмотрел на дверь. И зачем пришел, для чего? Вот сиди теперь и выслушивай разные нотации, как школьник какой… А на улице-то весна, небо синее, облака с розоватыми боками. Грачи на деревьях галдят во всю.
– Чтобы писать хорошие стихи, – назидательным тоном продолжила Ирина Матвеевна, – надо прежде всего русскую классику знать… Ахматову, к примеру, вы читали? Или Рубцова? Или Бродского, на худой конец?
Андрей отрицательно покачал головой. Чего еще захотела, долговязая мымра. Да ни один из них в подметки Есенину не годится. Стихи Есенина ни с какими другими не спутаешь. А Бродский совершенно другой. Пробовал он однажды Бродского читать в сельской библиотеке – и ничего толком не понял. Не стихи, а белиберда какая-то.
– Вот видите, – почему-то обрадовалась редакторша, – не читали, а хотите хорошие стихи написать. Да вы азов поэзии не знаете. Элементарных азов! В этом все дело! Надо больше читать и…
И в это время на столе у нее зазвонил телефон. Ирина Матвеевна привычным движением сняла трубку и поднесла ее к маленькому бледному уху.
– Алло. Да, я слушаю… Так, так, так… Сейчас зайду, только вы все документы заранее подготовьте… Да, да, все подпишу сразу.
Она деловито поднялась со стула, посмотрела на Андрея своими серыми большими глазами и деликатно попросила:
– Подождите меня минуточку, пожалуйста. Мне срочно нужно в бухгалтерию зайти. Я вернусь, и мы с вами договорим.
– Угу, – уныло хмыкнул он.
И она ушла, – такая деловая, такая высокая и высокомерная, что Андрей на секунду испугался, а вдруг передумает и вернется с полдороги. Но она не вернулась, она покинула свой кабинет, и ее шаги постепенно смолкли в конце коридора. Где-то там скрипнула дверь и наступила желанная тишина. Воспользовавшись этим, Андрей стремительно соскочил со своего места, схватил со стола свою объемную рукопись, сунул ее в переполненную авоську поверх бутылки и, не надевая шапки, запинаясь за что-то в полумраке длинного редакторского коридора; боясь, что спутает в этой спешке двери, бросился на улицу. Если бы сейчас, не дай Бог, он столкнулся в коридоре с Ириной Матвеевной, он, вероятно, сшиб бы ее с ног, испугавшись до полусмерти одного ее вида.