Эмиль затормозил, разглядывая чайку. Угодить в центр города она могла только если заблудилась. Толстая, сильная, почти как в том видении, что осталось в сундуке с предсказаниями. Хотя все чайки на одно лицо – если слово «лицо» вообще к ним подходит.
– На! Тебе! – крикнула кормилица птиц, и кусок хлеба почти ударил чайку по голове. Та презрительно отступила в сторону. Воробей, молодой и слишком мелкий даже для воробья, ринулся к подарку судьбы, и чайки пошла в атаку.
Мало кто задумывается о повадках чаек. Они копаются в мусоре и едят рыб – это понятно. Но мелкие птицы ничуть не хуже рыбы. Чайку привлекало живое мясо, а не хлеб! И когда чайка кинулась к воробью, Эмиль сделал то, что подсказал ему внезапный порыв.
– А ну пошла! – рявкнул он и махнул руками.
Воробей принял крик на свой счет. Вместе с куском хлеба он метнулся в сторону. Чайка метнулась в другую. К дороге. Туда, где красный бампер скользил над асфальтом. Спортивная машина вывернула из-за угла, и красный бампер приобрел новые оттенки цвета, когда тело чайки ударилось в него. Оттенки крови и останков изуродованного птичьего тела.
– Ой! – сказал Эмиль.
Развернулся и поспешно двинулся прочь. Пернатая тушка весом чуть больше двух кило – серьезный снаряд, если сталкивается с бампером на приличной скорости. Скрипнули тормоза, хлопнула дверца. Лихачу придется раскошелиться на ремонт! Эмиль почти не расслышал его мнение о чайке, которое тот высказывал длинно и подробно. И не хотел услышать, что тот подумает о человеке, который спугнул чайку ему под колеса.
Именно эта мысль была первой – лаборант на каникулах не может позволить себе оплатить ремонт чужого бампера. Но никто не докажет, что он виноват! Это вторая мысль. И только за ними пришла третья, та, которой стоило появиться с самого начала.
Красная кровь на красном бампере. Измятое тело чайки.
Все, что пришло в видении, пришло и в жизни. Не волей судьбы, а лишь потому, что сам Эмиль решил спасти воробья.
Так из сундука с предсказаниями вылетела первая ласточка.
Вторая ласточка появилась из сундука на следующий день. Она была куда больше первой, не умела летать, и звали ее Чак. Он делал три дела сразу – шел по улице, пил пока еще холодное пиво из картонного стакана для кофе, и бормотал себе под нос слова невнятного рэпа, бубнившего в наушниках. Жара заставила снять пиджак, белая водолазка покрылась пятнами пота, но унижаться до плебейских футболок или шортов он не собирался.