– Это глупо, – сказал запыхавшийся человек, подсевший к ним, когда собирал грязные, продырявленные пулями листки, на которых были написаны стихи. Красивая девочка, которая только что пела на лугу, хихикала у него за спиной. Он быстро обернулся и хотел поцеловать ее, но она увернулась, отпрыгнула и скрылась в охотничьем домике, выглядывая со смехом из полуоткрытой двери.
– Это наш поэт Фабер, – сказал Леонтин графу, представляя обиженного.
Фридрих вздрогнул, услышав это имя. Он читал много его сочинений, многие ему совсем не нравились, но были и такие, которые захватывали его настолько, что он не мог себе представить, как один и тот же человек мог создавать такие разные по красоте произведения. И теперь, когда этот удивительный человек стоял перед ним собственной персоной, он смотрел на него во все глаза, как будто хотел прочитать в его лице все стихи, которые ему больше всего нравились. Но он не обнаружил в нем ничего особенного. Фридрих представлял его себе совсем другим, и многое бы дал, чтобы таковым оказался живой и веселый Леонтин, при одном взгляде на которого сердце радовалось. Фабер со смехом рассказывал о том, как своим появлением в саду его ошеломил Фридрих.
– Вы сюда удачно приехали, – сказал Леонтин Фридриху, – потому что там господин Фабер сидит, как львица, над своим детенышем, готовая встать на его защиту.
– Так должен писать стихи каждый поэт, – сказал Фридрих, – на рассвете, под открытым небом, в раю, в прекрасном краю, душа бодра, и как только зашумят деревья, запоют птицы, и охотник от удовольствия затрубит в рог, тогда поэт должен писать стихи.
– Вы натуралист в поэзии, – ответил Фабер с несколько двусмысленным выражением лица.
– Я бы хотел, – перебил его Леонтин, – чтобы вы предпочитали каждое утро кататься со мной, дорогой Фабер. Утро сияет перед тобой, как прекрасная любовница, а ты мажешь ее прекрасное лицо чернилами.
Фабер засмеялся, вытащил маленькую флейту и начал на ней играть. Фридрих нашел его в эту минуту очень любезным. Леонтин попросил графа поехать с ним к сестре, если он чувствует, что у него для этого достаточно сил. Фридрих с радостью согласился, и вскоре оба они мчались верхом. Местность была живописной. Они ехали по широкому зеленому лугу. В это прекрасное утро Фридрих совершенно пришел в себя, и был в восторге от изящного Леонтина, под которым, грациозно выгнув шею, танцевала лошадь.