Тогда мир вращался вокруг неё: обтекали пешеходы, смешиваясь с толпой, проезжали мимо машины, тополиный пух цеплялся за форму, а она несла пост, недвижная, как памятник. Теперь она сама вращалась по кругу в центре дорожного кольца, один за другим осматривая обрывки прошлой жизни маленького механизма города. На юге автобусная остановка, люди прячутся от солнца или снега под крышей – пустынный квадрат земли, козырёк сорвало, укрыться больше негде. Напротив магазин с еженедельными цветами для уюта в кабинете – ободранная пыльная веска, тёмные окна. На северо-востоке благоухающая аллея с гирляндой – деревья вывернуты с корнем и провода оборваны. По диагонали никогда не умолкал шум голосов с детской площадки – никого и почти ничего, только пустые горки и обломанные лесенки. Безжизненный пейзаж. На юго-западе прилавок со сладостями, что так любила сестра – скатерть оторвана и трепещет, рвётся в сторону гигантского вихря. Сестра…
Гвен бросилась вперёд. Помнится, утром первого января улицы были настолько пустынны, что они с сестрой веселились, шагая прямо по проезжей части, но на эту дорогу её ноги никогда не ступали: по ней всегда летали машины, и она боялась попасть в аварию. Сейчас её мог сбить только прилетевший в спину на огромной скорости кусок шифера. От удара она упала прямо на бетон и почувствовала, как соприкосновение с землёй отдалось болью в локтях и коленях. Отчаянно посмотрела вперёд. Люди бегут к убежищам на юг – единственная причина, почему северные улицы пусты и абсолютно безжизненны.
Её оружие не работало против ветра. Его не получалось застрелить, нельзя было ударить, заковать в наручники. Вот он ударил её в спину первым, ударил тем, что подвернулось под руку, как будто случайно, в суматохе, а вот этот кусок шифера уже летит на головокружительном расстоянии над землёй, где от давления закладывает уши, от скорости разрываются мышцы, а от высоты сводит живот.
Острые углы её тела всегда страдали в таких операциях первыми: стесанные костяшки, порезы на скулах, содранные локти, поцарапанные колени, синяки на косточках. Несмотря на боль и кровь, беззащитность и борьбу со штормом, она поднялась. Не могла помешать стихии, но могла спасти.
Выстрелом раздробила стекло на мелкие осколки, которые сдуло прежде, чем они упали на гражданских, а потом разбила витрину на прилавке, чтобы люди могли вылезти, соединила запястья детей наручниками, дабы не потерялись – сзади уже поспевали патрульные, прикрывали их, доставали, уводили – и не прекращала искать взглядом близких. Только бы не пропустить, если они ещё не дошли до убежища. Она была рождена оберегать семью, но вынуждена закрывать телом каждого встреченного. Кто-то метался в её руках, пока она тащила полусознательное тело от подающих деревьев. Кроны задевали провода, и разом трансформаторная будка взлетела на воздух фейерверком.