Кухонная столешница была мраморная. Мальчик в красной пижаме уже сидел за столом. Отец и сын жили вдвоем, от матери остались лишь изображения на черно-белых цифровых экранах в каждой комнате. В родительской спальне на кровати лежала только одна подушка. Я незаметно подошла поближе. На ночном столике около стеклянной стены стоял детский рисунок в рамке с подписью “Поль”: синее море, сияющее солнце – солнце улыбалось. Я вспомнила, что говорила Ольга, как она настойчиво намекала на то, что ее сестра – мученица, и намекала на первые признаки ее безумия.
Было уже девять часов вечера. Я перешла на другую сторону улицы. Мне хотелось разузнать все о Пакстоне и его обитателях. Я с удовольствием изучила бы их под микроскопом, прежде чем встречаться с ними. С террасы дома Руайе-Дюма открывался панорамный вид. Я рассматривала лица тех, кого мне предстояло опрашивать, обитателей домов, откуда хорошо было видно жилище пропавшей семьи. Сегодня каждый знает своих соседей.
В квартале, где стоял дом Руайе-Дюма, было чисто. Кроме него там было еще четыре дома. Первый, справа, принадлежал Ольге. Она развалилась у телевизора. Дом напоминал теплицу из алюминия и закаленного стекла, установленную на низенькой каменной стенке. Я уже много лет не видела садовых гномов, у нее перед дверью стояли целых два. В гостиной на столе лежали салфеточки, стояла кружка в цветах британского флага, бронзовая статуя Свободы и фарфоровые безделушки, расписанные вручную. Все это напоминало витрину сувенирного магазина.
Дом напротив был менее пестрым. В этом прозрачном кубе жила семья без детей – Лу и Надир. Я подошла в тот момент, когда они занимались любовью. Для того чтобы сохранить хотя бы минимум интимности, некоторые семьи потратились на кровати-саркофаги. Принцип их устройства был прост: каждый нажимал на кнопку со своей стороны – так обеспечивалось обоюдное согласие, – и кровать закрывалась, как коробка. Если возникали проблемы, тревожная кнопка позволяла открыть ящик и вызвать охрану.
Спальня выходила на стеклянную стену жилища Поля и его отца, любителя готовить. В день исчезновения никого из них не было дома. Оставалось еще два строения, отделенных друг от друга детским парком. Дом архитектора Виктора Жуане, яростного борца за Открытость и постоянного члена соседского патруля. Я хорошо его помнила: в 2029 году вместе с миллионами французов я слушала его речь. Его двенадцатилетняя дочь Саломе сидела за компьютером, прилипнув к экрану