Я терпел… Я молчал как рыба карась… Мне нечего было сказать – мне было стыдно. Отчасти она была права. Я понял, что любовь, которая всепоглощающе накрыла нас, три года назад – прошла. Осталась привычка. Появилась какая– то инерция, по которой мы жили, и все эти годы терпели друг друга, как терпит береза, выросший под её кучерявой кроной подберезовик, который сосет её соки.
Швырнув в форточку окурок, я закрыл окно и молча, вышел из семейного пищеблока. Здесь когда-то прошли самые лучшие минуты нашей совместной жизни. Здесь мы общались. Здесь мы нежно говорили о любви, и даже иногда занимались этой самой любовью прямо на кухонном столе. Страсть кипела в наших телах.
А сейчас – сейчас мне не хотелось ругаться, скандалить, брызгать слюной. Не хотелось доказывать Вальке, что я недотёпа Шурик из параллельного потока, который когда– то был в нее влюблен по уши, и который таскал её по кустам жасмина, где щупал девичьи груди, и вслух мечтал, что буду любить эту женщину до самого конца жизни. Всё! Сегодня – любовь кончилась! Кончилась, как кончается все самое хорошее, и этот факт был неоспорим.
– Знаешь Валюха – любовь это мёд, – сказал я. – Чем больше его сожрешь, тем быстрее наступает отрыжка! Я наелся тобой досыта! Я наелся твоей любви до самой отрыжки! Пойду, освобожу свой желудок для следующей порции. Надеюсь, мне выпадет удача в кругу верных друзей полечить расшатанные нервы и вкусить запретный плод, которого ты, незаконно лишила меня…
Я сунул руки в карманы пальто, и открыв дверь замер на пороге. Мне хотелось услышать Валькин голос, жалобно просящий прощения – но ожидания не оправдались.
– Иди, иди – алкаш хренов! Катись колбаской по Новоспасской! Все равно домой вернешься! Мачо наоборот!
Январский мороз резанул по щекам и носу, покалывая кожу миллиардами иголок. Воздух был свеж и чист, словно горный хрусталь, стекающий с вершины Монблана. Казалось, сделай шаг, и он рассыплется, подобно каленому ветровому стеклу во время аварии. Подняв воротник пальто, я, похрустывая промерзшим снегом, побрел по улице в сторону ближайшего кабака, который назывался «У Ихтиандра».
Там вдали от Валентины, я мог заглушить кровоточащую душевную рану и забыть все горести навалившиеся на меня в этот день. Я был свободен. Я был самим собой и не был подвластен той бытовухе, которая подменила святое понятие как «любовь» на какую– то шубку из норки. Сейчас мне хотелось только одного- я хотел напиться. Мне срочно был нужен сеанс алкогольной релаксации. Мне не хотелось сойти с ума от мысли, где мне взять денег на эту чертову шубу.