Аля с натугой вытащила пробку и полезла в сумку за складным стаканчиком. Но стаканчика там не было. Аля попыталась вспомнить, когда и зачем она его выложила. Придумать, где взять другой, чтобы было, куда наливать вино. Посмотрела на открытую бутылку в руках. И, решившись, а, всё один к одному, отхлебнула прямо из горлышка.
Вино было сладким и терпким. Очки мешали пить из бутылки, Аля сняла их и посмотрела в стёкла, как в глаза воображаемому Роману.
– Она живая, да? А я – дохлая, да?
Очки молчали. Аля отпила ещё, ожидая, когда полегчает. Но не полегчало, а стало ещё обиднее за упущенные шесть лет.
Аля всегда считала, что добродетель – главное качество будущей жены. Все шесть лет романа с Романом она очень старалась: выслушать, поддержать, накормить, приласкать, не мешать, понимать. И терпеливо ждала, когда он будет готов сделать предложение. И дождалась: Роман сделал предложение, но не ей, а 20-ти летней дерзкой девчонке с громким смехом и наглыми круглыми коленками в прорехах рваных джинсов. Как объяснил Роман, прощаясь, с ней он «чувствует себя живым». А с понимающей Алей в её женском добродетельном – длинных летящих юбках, лёгких кофточках с рюшами, со всегда аккуратно причёсанной головой и в стильных очках, – значит, не чувствует.