Он сидел, скрестив ноги, и затачивал нож. Лезвие сверкало, как змеиная чешуя, а на шее висел крест, сплетённый из проволоки.
"Убийцам здесь не место", – сказал он, не поднимая глаз. Его голос был хриплым, словно просеянным сквозь пепел.
"Я не убийца. Я… уравнитель".
Он расхохотался, обнажив чёрные дёсны
"Вижу. От тебя пахнет серой и детской кровью".
Его звали Тарх. Когда-то он строил "ковчеги" – подземные убежища для богатых. Теперь он собирал дань с мёртвых.
"Мир умер, девочка. Теперь правит тот, кто не боится замарать руки в кишках", – он протянул мне нож. Рукоять была обмотана кожей. Человеческой? "Хочешь выжить? Забудь слова. Запомни запахи: страх пахнет медью, ложь – мёдом, предательство – гнилыми яблоками".
Я взяла нож. Он обжёг мои пальцы, словно лезвие было сделано изо льда.
"А чем пахну я?" – спросила я.
Тарх принюхался, потом усмехнулся
– Дождём. Который никогда не придёт.
Глава 4:
«Первая ложь»
Тарх говорил: «Ложь – это семя. Посади её в страхе, и она прорастёт истиной».
Племя «Солёных Когтей» пахло потом и отчаянием. Их лагерь раскинулся на плато, где ветер выгрыз в скалах сотни глазниц – будто земля плакала, глядя на них. Вождь Гракх сидел на троне из скрученных труб, ржавых и острых, как клыки. Его лицо напоминало потёртый щит: шрамы вместо волос, нос, сломанный в трёх местах, губы, сжатые в линию, словно ножевой разрез.
– Ты кто? – прогремел он, когда я вошла, прижимая к груди мешочек с пеплом брата.
– Тень, – ответила я. – Та, что знает, как спасти вас от жажды.
Он засмеялся, и звук этот был похож на камни, падающие в пустой колодец.
– У нас есть вода.
– На месяц. Потом ваши дети будут пить мочу из кожаных бурдюков.
Он встал, и тень его накрыла меня, как саван. Его рука сжала моё горло – пальцы пахли железом и гнилью.
– Лжёшь.
– Духи шепчут мне, – выдохнула я, не моргнув. – Они покажут знак. Завтра.
Он отпустил. Я упала на колени, сдерживая кашель. В кармане жгло лезвие Тарха – тот самый нож с костяной рукоятью. «Не сейчас», – прошептала я ему, как живому.
Ночью я пробралась к колодцу. Вода в нём была мутной, с плёнкой из плесени. Достала мешочек и высыпала пепел брата. Крупинки закружились, словно пеплоситы, и я прошептала слова, которым меня научила мать:
– «Да минует нас чаша сия».
Но чаша не миновала. Утром на дне колодца лежала мёртвая крыса, её тело покрылось кристаллами соли. Люди столпились, шепча: «Духи отвернулись!». Гракх смотрел на меня, его глаза сузились, как щели.