. И указал Семечкин, вскользь так, для примеру, на Аврору. Она как услышала это, отбросила горжетку, и даже не смогла сыграть нервное, а наоборот, осеклась, извинилась, мол, палец об иголку поранила, и вышла якобы к аптекарю. Сама же, нашла укромный уголок за торговыми рядами, и там с полу часа проплакала. От обиды думала жить не сможет. И как работу закончила, ушла домой, словно в воду опущенная. Только вот он не заметил. Как обычно, намазался всей этой парфюмерией французской, и на Набережную блудить.
На следующей неделе опять всё по новой было. Только вот нагрянули приказчики городские, и давай Семечкина как трясти: «Отдавай деньги, аспид проклятый!». Окружили его, сабли свои точёные перед носом выставили, и давай грозиться, чтоб деньги вернул. С процентами естественно. А он и поклялся, что всё будет, будет! Как только платье для одного графа закончит, так сразу золотом и отдаст. Нельзя сказать, что поверили ему на слово эти клятые приказчики, но дали срок в три дня, чтобы всё до последней монетки соизволил отдать. Не то выбор у него будет незавидный: либо на сабле физиономию его лжефранцузскую подвесят, либо куковать ему в темнице три года и три месяца, да ещё и в одежде из очень грубых тканей. На сей раз было уже не до смеху, и как только приказчики покинули порог портняжной, Семечкин всерьёз задумался о женитьбе на генеральской дочке. Только вот так уж он не хотел на ней жениться, что как представил – так сразу ему горечь во рту запекла, так начал он голосить и на судьбу плакаться, что проще ему удавиться где-нибудь в тиши лесной. Аврора взмолилась над ним, чтоб он этого не делал, ведь так молод, так хорош – ну куда же такому манекену давиться? Но зря она так переживала, у Семечкина дальше духани дело не зашло. Горечь та завела его в хорошее место, где и обогреют, и в долг нальют. Аврора же всё никак не могла забыть, как мсье Аполлония приказчики за шкирку по всей портняжной тягали. И совсем упала в отчаянье голубка белокрылая…
Аврора жила тремя улицами выше, в старой Ялте, на даче купцов Лисогор. Там, у подножия холма стоял этот домик с резными декорами, среди кустов сирени и пионов. Жила она не бедно и не богато. Родителей не имела, померли давно, но был у неё замечательный дядюшка – Порфирий Львович. Был он человеком не последним в городе, уважаемым, строгим, но с очень доброй душой. Он был советником при главном казначее, и вёл подсчёт хозяйства графьёв да баронов. Докладывал он всегда всё правдиво, сколько чего имеется в натуре, сколько за год истратили, сколько скопили; ничего ли не пропало, и еженедельно следил, не погибло ли имущество от всяких невзгод. Частенько говорил он племяннице своей, что может та не изнурять себя работой, есть у неё кров, никто её спину гнуть не заставляет. Выделил ей дядюшка содержание достойное, и приданное годное. Аврора всегда отказывала ему, мол, не может сидеть на одном месте ничего не делая. Но Порфирий Львович догадывался, что не в этом вовсе дело обстоит, первым же в душу никогда не лез. «На всё своё время», думал Порфирий Львович и тем самым себя успокаивал.