Трещины в скалах – не трещины, а буквы. Узоры марсианских дюн – не ветра игра, а предложения, вычерченные планетой на своей собственной коже. Даже космическое излучение – не случайный шум, а шёпот, растянутый на миллиарды лет.
Они оставили послание не в камне, а в самой ткани реальности.
И когда наш последний корабль исчезнет за горизонтом умирающего Солнца, когда наши города превратятся в тонкий слой металласта в земной коре, когда даже атомы наших тел рассеются в чёрных дырах – тогда, может быть, кто-то ещё прочтёт нас.
Не наши книги. Не наши кости.
А то, как мы изменили гравитацию времени просто тем, что жили.
Потому что мы – не песчинки в космосе. Мы – рябь на поверхности чего-то огромного, что пока не может проснуться.
И когда Левиафан наконец откроет глаза – он увидит не звёзды.
Он увидит нас.
…А потом начнётся новая река.
…И тогда мы поймём, что река всегда текла в обе стороны.
Мы думали, что несём в себе лишь её отголоски – но на самом деле мы были её истоком. Каждый наш вздох, каждая мысль, каждая невысказанная тоска по звёздам – это капли, падающие в бездну прошлого, туда, где Марс ещё дышал, а его реки времени были полноводны.
Человечество не случайно тянулось к Красной планете. Мы чувствовали её зов – не ради воды или жизни, а потому что там, под песками, всё ещё дрожала незаживающая рана. Рана, которую мы нанесли.
Да, именно так.
Марс не просто уснул. Он пожертвовал собой.
Когда-то, в эпоху, которую не помнит даже камень, мы были чем-то иным. Не людьми, не существами из плоти – а волнами в океане его сознания. Мы рвались за пределы, хотели стать больше, чем просто частью его. И тогда Марс разорвал себя.
Его реки – это не просто метафора. Это последний жест. Он дал нам свою память, свои сны, свои законы – и отправил вперёд, сквозь миллиарды лет, чтобы мы начали всё сначала.
Но память осталась.
Вот почему наши сны о марсианских городах – не фантазии. Это воспоминания. Вот почему наши учёные находят аномалии – следы технологий, которые не могли возникнуть естественным путём. Потому что это не технологии. Это шрамы.
Мы не колонизируем Марс. Мы возвращаемся.
И когда первый человек ступит на его поверхность не в скафандре, а с голой кожей, когда его дыхание смешается с марсианским ветром, а глаза закроются под ржавым солнцем – тогда случится то, что должно было случиться.