Свиридов покаянно кивнул и, взяв чайник, налил себе в кружку дымящуюся янтарную жидкость. Отхлебнул и только тогда заговорил.
– Слушаюсь, Игорь Сергеевич. Так и сделаю. Завтра вылетаю на место и начну работу. С администрацией, с населением, с внутренними органами… Все как обычно. Осмотрюсь и буду докладывать вам о мере готовности.
– А с журналисткой этой поговори, – посоветовал Волков. – Может, она и ничего окажется, разумная. Дай ей интервью, расскажи, как все было с другой. Проложи, так сказать, мостик взаимопонимания и доверия.
– Понял.
– Бумаги оставь мне до завтра, я просмотрю и завтра пришлю тебе с одним из своих курьеров.
– Хорошо, – Свиридов сделал движение, собираясь подняться, но Волков жестом остановил его. – Да не спеши, чаю-то выпей. Как семья?
Это было знаком, что рабочее совещание на сегодня закончено. Если у Волкова возникнут вопросы, он позвонит или пригласит заехать к нему еще раз перед рейсом. Можно было расслабиться, отхлебнуть чаю и поддержать приятельскую беседу.
На другом конце площади Трех Вокзалов Алена Ломоносова нервно крутила в руке телефон. Она уже заказала обратные билеты, но никак не могла дозвониться редактору. Идеи для первой статье о «преступном сносе» уже оформлялись в ее голове, но их следовало обсудить с другим умным человеком.
Он осторожно пробрался к забору – ржавой сетке-рабице. Да и она была натянута небрежно, кое-где виднелись давно образовавшиеся прорехи, а если пройти дальше по тропинке между бурно разросшимся чертополохом – Костя знал точно – можно было найти и целые отсутствующие секции. В общем, проникнуть на заброшку никакого труда не составляло.
Он сам не знал, почему его понесло сюда именно сегодня. День был теплый – крымская весна, как обычно, наступила внезапно. Еще вчера без куртки было не выйти, а сегодня он сбросил школьный пиджак и засунул в рюкзак. Помнется, и мама будет опять ругаться, подумал он, но оставил все как есть. Все равно больше пиджак девать некуда. Можно потом намочить его и разгладить. Он что-нибудь придумает. Костя закинул рюкзак за спину и пробрался через сетку, в одном месте зацепившись штанами. Выругался нехорошим словом и тут же испуганно оглянулся. За нехорошие слова мама тоже обычно ругалась, а могла и подзатыльник вкатить. А уж если услышит учительница Инна Георгиевна… Она, конечно, драться не будет, но неприятности обеспечит на месяц вперед. Да еще и посмотрит так, будто хочет взглядом сжечь на месте.