"Сестра", поклялся он, сжимая крошечную ручку ребенка, уже окоченевшую в смерти, "этот огонь был не небесным наказанием, а рукотворным актом злобы. Я вытащу правду на свет". Пепел закружился вокруг его клятвы. "Помощь зерном прибудет в течение нескольких дней. Вы переживете это".
В глазах женщины вспыхнул огонек надежды, прежде чем погаснуть. "Господин", прохрипела она, ее голос трещал, как сухой пергамент, "вы действительно собираетесь спасти нас? У нас даже нет крова…" Ее слова растворились в едком воздухе, поглощенные хором хныканья, доносившегося из руин вокруг них.
Взгляд Чжао Ханя скользнул по опустошению. Сквозь зазубренные зубы разрушенных стен он увидел их – призрачные фигуры в рваных лохмотьях, их плоть прилипла к костям, как расплавленный воск. Некоторые сидели на корточках в затененных углублениях, дрожа, как будто сама земля могла поглотить их. Другие копались в обломках скелетными пальцами, выискивая личинки жуков или полусгнившие корни. Запах отчаяния висел гуще пыли – живое существо, которое обволакивало язык и жгло легкие.
"Магистрат Чжан", Чжао Хань поднялся на ноги, пепел хрустел под его сапогами. Молодой чиновник, круживший у его локтя, вздрогнул, как воробей. "Соберите всех трудоспособных. Проведите перепись выживших. Отметьте любое строение, у которого еще есть крыша". Его рука в перчатке рассекла сернистый воздух в сторону разрушающихся городских ворот. "И отправьте гонцов в соседние префектуры – нам нужны поставки зерна, сколько они смогут выделить".
Пауза. Затем, тише: "Теперь покажите мне храм".
Горло Чжан Хэна дернулось. "Как прикажете, господин Чжао. Хотя…" Его взгляд метнулся к южному кварталу, где дым клубился, как мстительные духи. "Беженцы превратили святилище Будды в крысиное гнездо. Даже наши охранники не осмеливаются туда заходить после наступления темноты".
Невысказанное предупреждение повисло между ними – как храмовые балки теперь несли петли вместо молитвенных флагов, как отчаяние вырезало клыки в некогда благочестивых устах. Большой палец Чжао коснулся рукояти из акульей кожи на его поясе. "Тем более", сказал он, "чтобы увидеть, каких демонов они призвали".
Чжао Хань повел группу к храму, пепельно-серые следы отмечали их путь через руины. По пути изможденные крестьяне стояли на коленях, прижав лбы к потрескавшейся земле, сжимая сморщенные хурмы или горсти диких хризантем – подношения, более подходящие для могилы нищего, чем для святого места. Их потрескавшиеся губы шевелились в безмолвных мантрах, как будто одно лишь благочестие могло превратить увядшие лепестки в рисовые лепешки.