Негодование от подсунутого кукольного наряда было недолгим. Пообещав себе вернуть его Элейн завтра, я в одну секунду нырнула в дамские шелка и подбежала к зеркалу.
Щелчок пальцами. Свечи, в настенных канделябрах, трескуче вспыхнули, освещая унылую комнату и чистокровную харийку.
Русо-серые волосы убраны в привычный небрежный низкий пучок, из которого постоянно выпадали серебряные пряди, и были они не как сияющее серебро на голове у Пирса, а как позабытая потемневшая ложка. Бледная кожа. Тощее телосложение, но все женские изгибы были ярко выражены: их долго не было, и я радовалась, что могу спокойно сливаться с толпой мальчишек в Гнезде, но после пятнадцати мое тело осознало свою суть и безжалостно начало расти в очень необычных местах; на моем шестнадцатом году Няньке пришлось перевести меня из сараев к себе в коморку, от греха подальше.
– Ты чудесное, – прошептала я, оглаживая ладонями легкие полупрозрачные рукава. Платье обнимало каждый изгиб моего тельца, а юбка кончалась у самых пяток, игриво сверкая бисерной вышивкой и оглаживая босые ноги. Оно хваталось за кожу своей не весомой тканью и не хотело отпускать. – Прости, я не могу тебя отставить.
Я мельком глянула на свое лицо: темные брови вразлет, худые щеки, хищный тонкий нос, с прямой переносицей; бледно-розовые четко очерченные губы. Меня можно было бы назвать красавицей, но среди араканцев я была кем угодно, но точно не предметом воздыхания, а вот среди харийцев… мне было плевать, как они меня оценят, собственно, как и ладросцы и паракадцы. Мне хотелось знать мнение только одного человека, а он ненавидит все, что связано с Харией. Его мнение так же очевидно, как и моя полная безнадежность.
Шикнув на свое отражение, я подошла к окну. Сладкий запах лаванды укутал мерцающую ночь. Ее цветки темнели в тенях. Их настоящий сочный цвет хорошо отложился в моей памяти. Лаванду и другие спокойные цветы высадили два года назад – это было моей великой радостью: мне опостылело пялиться на голую траву и одинокую беседку, что была строго личным местом Его Величества.
Она пустовала.
– Опаздываете, Ваше Величество. – Взяла с тумбочки часы, не забыв уделить время мраморной крышке с аметистами. – Полночь.
В ночи заплакали струны: тонкие, сердцещипательные, живые. Стеклянные, плаксивые звуки заставляли звезды всхлипывать, а луна сияла все ярче и вот-вот грозились упасть на голову умелому скрипачу.