Аня оглянулась вокруг, посмотрела в сторону улыбающихся санитарок и медсестер, и во взгляде ее читалось непонимание и вопросы: «Где я? Что я здесь делаю? Как я сюда попала?»
Она и правда всего этого не помнила. Доктор многократно беседовал с ней, пытаясь донести до нее истину, но она в ней не нуждалась.
– Я – Осипова Анна Михайловна, – говорила она, – у меня двое детей. У меня был муж…
Дальше она терялась в своих рассказах. Галлюцинации учащались, как и нападки на персонал. В тот день, когда она укусила медсестру за ухо, она проснулась с жуткой головной болью. Побочное действие от лекарств, решила Аня относительно ясным умом. И была права. Но ей нравилось ощущать этот самый относительно ясный ум, а та стерва (эту медсестру Аня не любила больше остальных) тогда решила поиздеваться над безвольным овощем, каким и считала Аню.
Она отдавала себе отчет в том, что ее накажут. Доктор строго поглядел на нее, развел руками, мол – сама виновата, и ее в очередной раз привязали к койке и обкололи.
По стенам ползли черные тени. Они то ширились, то истончались, то, казалось, вот-вот доберутся до Ани, то трусливо прятались под ее кроватью. Она не могла все время следить за их перемещением, потому что сознание то и дело проваливалось куда-то в небытие. Но и там, по ту сторону реальности, они преследовали ее: Аня убегала от надвигающейся черноты, от черных туч, что состояли, если присмотреться к ним, сплошь из черных ворон, которые, прижимаясь друг ко другу, живой, отвратительной массой хотели упасть сверху на убегающую от них женщину. Они хотели поглотить ее, оставив навсегда в этом мире забвения, но проблеск сознания то и дело озарял горизонт, и Аня приходила в себя, издавая протяжный стон от страха перед тенями на стенах палаты.
Окна не было. Стены давили на нее. На руках и ногах от привязи была счесана кожа и дико саднила. Аня извивалась, как те тени, но лишь настолько, насколько ей позволяли ее путы. Волосы сбились бы колтунами от ерзаний головой по подушке, но они были подстрижены и длиной не доходили даже до плеч, голубые глаза закатывались, делая общую картину еще более безумной.
Она страдала. «Так надо, – говорил доктор, отдавая медсестрам те или иные указания насчет данной пациентки, – так надо…»