В смирительной рубашке. Стихи первых парижских лет - страница 20

Шрифт
Интервал


Прекрасен наш случайный гардероб,
Взошлём хвалы небесному портному.
Как деревянный фрак скроит он гроб,
Чтоб у него мы не смущались дома.

1924

39

Я так привык не замечать опасности.
Со всяческим смирением смотрю:
Сгорбилась ты, дела приведши в ясность.
Сгорбилась ты, похожая на труп.
Мы вместе ждём пришествия судьбы.
Вот дверь стучит: она идёт по лестнице.
Мы вместе ждём. Быть может, час ходьбы,
Быть может, месяц. Сердцу месяц лестней.
Но, ох, стучат! Мы смотрим друг на друга.
Молчание… Но, ох, стучат опять.
Быть может, от ужасного досуга
Не сможем дверь отверзть, отнять от полу пят.
Но ты встаёшь. И шасть идёшь не к двери,
К окну. В окно, над крышами кружа.
И я, едва освобожденью веря,
Берусь за ключ, действительно дрожа.

40

Над статуей ружьё наперевес
Держал закат; я наблюдал с бульвара.
Навстречу шла, раскланиваясь, пара:
Душа поэта и, должно быть, бес.
Они втекли через окно в кафе.
Луна за ними и расселась рядом.
На острове, как гласные в строфе,
Толпились люди, увлекшись парадом.
Луна присела, как солдат в нужде,
Но ан заречье уж поднялось к небу.
И, радуясь, как и всегда, беде,
Сейсмографы уже решили ребус.
Переломился, как пирог, бульвар.
Назад! на запад, конница небес!
Но полно, дети, это просто пар,
Чей легче воздуха удельный вес.

«Над статуей ружьё наперевес…»

Черновик

41

Александру Гингеру

Бело напудрив красные глаза,
Спустилась ты в назначенное время.
На чьих глазах к окну ползёт лоза?
Но результаты очевидны всеми.
Нас учит холод голубой, внемли,
Ах, педагоги эти: лето, осень;
Окончили на небесах мы восемь
И в первый класс возвращены Земли.
Рогатой лошади близки ли лоси?
Олень в сродстве, но, ах, олень не то,
Мы носим холодом подбитое пальто,
Но харч точим, они же, блея, просят.
Непредставимо! Представляюсь вам,
Но ударяет вдруг огромный воздух.
Писать кончаю! Твари нужен отдых,
Он нужен Богу или даже львам.

1924

42

Твоя душа как здание сената,
Нас устрашает с возвышенья, но
Для веселящегося мецената
Оно забавно и едва важно.
Над входом лань, над входом страшный лев;
Но нам известно, под зверинцем этим
Печаль и слабость поздних королев;
Мы льву улыбкою едва ответим.
Как тёплый дождь паду на вымпел твой,
И он намокнет и в тоске поникнет.
И угрожающе напрасно крикнет
Мне у ворот солдат сторожевой.
Твоя душа как здание сената,
Нас устрашает с возвышенья, ах!
Для веселящегося мецената