Вырвавшись от Баринова, Даниил рванул к двери и, принимаясь дергать за ручку, стал ломиться на выход.
– Ты же моя лапочка, ну! Куда побежала? Иди-ка сюда, Данила, я не разрешил уходить, – как бы засюсюкал Мишель, взяв расплакавшегося Твардовского за руку. – Еще и хнычет, какая прелесть! У фон Верденштайнов дверь в эту залу защелкивается, дорогуша! Теперь ничего не остается, как ждать подмоги. Ну, милая Данила, пойди, принеси-ка мне вон тот стульчик, что подле де Вьена, – мотая юношу за щеку, приказал Мишель и, подкинув вверх золотую монетку, прибавил: – А это папке своему отдашь за то, что воспитал такую послушную дочурку.
Мальчик, сопровождаемый смешками зала, подняв с пола золотую монетку, повиновался и робко побрел за стулом. Не отнимая взгляда, боязливо подойдя ко мне, Твардовский выжидал и моих действий.
– Бу! – возле самого уха юноши вскрикнул Девоян, от чего зал буквально зазвенел смехом.
Тогда Твардовский разинул рот и заплакал, прям как ребенок.
– Довольно! – вскочив с места, возмутился я. – Вцепились, как псы дворовые!
Внезапная тишина зала, было слышно, еще повторяла мою фразу, отзываясь эхом в пустых хрустальных вазах.
– Я пока не вцеплялся, – вздохнув, обозначил Мишель, улыбаясь своею кривой нагловатой улыбкой. – А вот от Аранчевской до сих пор не отцепился. Так и теплится воспоминание!..
Проигнорировав колкую провокацию Баринова, я взял Даниила за руку и повел нас на выход.
– Я же сказал, что заперта, – ухмыльнулся Мишель, когда я и Даниил уже поравнялись с его телом, важно выпятившим грудь.
Презрительно оглядев Мишеля с ног до головы, я кинул перед ним его золотую монетку. Присутствующие замерли, и, кажется, даже всякие дыхания прекратились. Баринов растерялся, но глядел только вперед, тщась удержать уверенность. Подобравшись к двери, я потянул ручку на себя.
– Дверь эта открывается внутрь, – напоследок добавил я и, заложив руки за спину, вышел с рыдающим Твардовским в коридор.
Юноша еще долго не унимался, я решительно не знал, что мне предпринять и как успокоить его истерику.
– Прошу вас, Даниил Вадимович, перестаньте плакать… – как бы утешал я, поглядывая то на юношу, то по сторонам.
– Теперь папенька отругает меня, – тихо произнес Твардовский. – Папенька приказал во всем слушаться г-на Баринова и делать то, что он прикажет, безропотно повинуясь.