Ты и я - страница 5

***

Когда-то у нас были счастливые дни вместе: для меня – с той самой встречи на Арбатской, а у тебя я даже боюсь сейчас спрашивать об этом, не хочу разочароваться. Хочу верить в тебя…

Мы часто ходили в однодневные походы с нашей дочерью. Мы собирали рюкзак с бутербродами, термосом и яблоками. Мы садились в электричку на Белорусском, Курском или Киевском и уезжали всегда в новом направлении. Мы шли по полям и заходили в леса, ориентировались по компасу и карте, которые всегда были с собой. По дороге наша дочь собирала ветки, шишки, камешки и полевые цветы, мы все складывали в рюкзак и потом вместе раскладывали ее находки дома. У нас дома к тому времени уже имелась большая зеленая банка с очень широким горлом, наполненная шишками и камнями, привезенными из разных мест, с которыми наша дочь отказывалась расставаться. Ты всегда шла у нее на поводу и позволяла и дальше собирать камни и шишки, и вообще всякую ерунду: фантики, билеты, открытки. Ты позволяла ей многое, потому что любила и продолжаешь любить ее больше всех, а я еще не догадывался о том, что только она связывала нас. Мы часто ходили в походы с нашей дочерью, потому что ей это очень и очень нравилось. Я был счастлив проводить время так, как она хотела, и быть рядом с вами обеими. Спустя время этих походов стало меньше, а потом они прекратились совсем. Дочь выросла, у нее появились другие интересы, но банка с шишками по-прежнему стояла на почетном месте в ее комнате.

***

Внешние условия нашей жизни постоянно менялись, еще раньше всех нас настиг невообразимый прежде хаос, многие лишились работы и не видели просвета в ближайшей перспективе. Мое поколение в полной мере прочувствовало разницу между прошлым и настоящим. Мы привыкали к неопределенности, к новой краткосрочной стабильности. Мы меняли взгляды на ситуации, приспосабливались, прощались с прошлыми профессиями и приобретали новый опыт. В самом начале по телевизору и в газетах это называли перестройкой, но в реальности ничего, кроме разрушения жизненных основ, никто из моего окружения не видел. Когда моя заработная плата за месяц стала сравнима с ценой месячного проездного на метро, я был вынужден свернуть недавно начатую научную и преподавательскую деятельность и заняться поиском средств на хлеб насущный. За короткое время я сменил несколько видов занятий, никоим образом не связанных с моей прежней профессией. Я занимался рекламой товаров, весьма несоответствующих тем условиям, в которых находилось большинство. В период развала экономики мы рекламировали двигатели для яхт, генераторы для частных домов, фарфор и мебель по безумным ценам. Но вскоре мне пришлось признать, что условия не были общими, спрос на предметы нашей рекламы был, средства тоже находились, поэтому я с еще большим энтузиазмом занимался поиском их для своей семьи. Позже я нашел работу в коммерческом журнале, даже весьма продвинулся в должности, и только почувствовал некоторую стабильность, как журнал обанкротился и закрылся. Я снова встал на путь добывания. Один из моих друзей, бывший научный сотрудник со степенью, став предпринимателем, нашел альтернативные выходы на поставщиков тех предметов, которые прежде находились в ведении министерств. Попросив помощи у него, я стал продавцом медицинских хирургических инструментов. У меня появились список потенциальных покупателей, чемодан с образцами и проспектами и необходимые знания в ценообразовании. Моя новая профессия называлась коммивояжер, но я, зная о происхождении товара, чувствовал себя банальным спекулянтом. Тем не менее, я был обязан приносить деньги домой и особым выбором не располагал, поэтому планомерно отрабатывал выданный мне клиентский список. Одна из моих дорог привела меня в больницу, где я долго разыскивал по корпусам и кабинетам доктора Иванова Ивана Ивановича, пока мне случайным образом не попалась не молодая и не злая фельдшерица, которая, выслушав все о моих поисках и целях, отвела меня к дальнему зданию на территории больницы, несколько раз постучала в окно и в дверь и велела ожидать. Через минуты две открылась дверь, из нее показался среднего возраста, высокий и крепкий Иван Иванович, пригласил зайти внутрь, заинтересовался содержимым моего чемодана и довольно продолжительное время рассматривал все инструменты. Он сказал, что знаком с продукцией производителей всего того, что было у меня в чемодане, как качественной, но для верности попросил проверить некоторые из инструментов. Для меня такое было в первый раз, но я понимал, что отказывать нельзя. Иванов предложил пройти вместе с ним, чтобы мы оба убедились в том, что инструменты оригинальные. В знак согласия я кивнул, встал и направился за ним. Мы вышли на улицу, после чего обошли здание и подошли к еще одному входу, над которым было написано «морг». Я не был готов к такому повороту событий, поэтому вежливо отказался и сказал, что доверяю его опыту и подожду на улице. Иванов отсутствовал какое-то время, после чего вышел, прошел вместе со мной снова в то помещение, где ранее состоялась презентация содержимого чемодана, снова открыл его, выбрал нужные ему инструменты, потом вышел в соседний кабинет, громыхнул чем-то тяжелым, выругался матом, зашел снова в кабинет, где я ждал его и положил передо мной пачку долларов. Мы договорились о том, что я доставлю ему еще кое-что уже из его списка, после чего мы распрощались, вполне довольные сделкой и последующим сотрудничеством. Я еще несколько раз встречался с ним там же, но последующие встречи были более лаконичные. Других способов получить нужные инструменты у Иванова тогда просто не было, так он сказал мне. У меня этот день занял четкую и нестираемую ячейку в памяти, как абсолютно не соответствующий всему тому, что со мной было прежде. А ускоренно все происходило так: читаю лекцию будущим филологам, затем пишу тезисы в главу своей будущей кандидатской, потом вдруг случается землетрясение с ураганом, после чего я поднимаюсь, отряхиваюсь и оказываюсь в морге, продающий инструменты для препарирования. Ни к медицине, ни к торговле изначально я не имел даже отдаленного отношения. Я – исследователь творчества поэтов серебряного века.