– Майор… Скив… помогите мне, пожалуйста. Спасите мою внучку.
– Почему я, мистер Хендерсен?
– Вы лучший пилот, майор.
– Знаю… Черт, лучше бы им оказался Пит!
– Ваш друг… Ту дуэль невозможно забыть и мне действительно очень жаль.
Седовласый положил на стол листок бумаги и пластиковую карточку с голографией О’Нила.
– Здесь пропуск и мои координаты. Подъезжайте к 9:00. Я очень жду вас, майор, – Хендерсен встал из-за стола.
– Я больше не могу, – ответил О’Нил, прижавшись к спинке стула и не отрывая взгляда от карточки, словно от нее исходила неведомая опасность. Как будто это была особая, хитрая бомба, спусковым механизмом которой служил его взгляд: отведешь – и она сработает.
– Прежде чем уйти, я хотел бы еще добавить, – сказал седовласый. – Я достаточно богат, но ваша психоматрица исключает службу ради денег. Тем не менее у меня есть, что вам предложить, майор.
– И чем же вы хотите меня купить?
– Купить? Нет, молодой человек, я бы не стал делать такую глупость. Но знаю, что вас может заинтересовать. Искупление грехов. Пора вам избавиться от этих вериг.
Их взгляды встретились. Холод, решимость и горечь утраты Хендерсена пересеклись с бездонным леденящим ужасом О’Нила.
«Спасение одного конкретного человека, отличается от защиты миллионов. Ты выполнял свой долг, истребитель, но не видел глаз людей, спасенных тобой» – хотел добавить седовласый, но увидел понимание во взгляде пилота. Майор отвел глаза, заканчивая немой диалог. Старик вздохнул, тяжело поднялся и, опираясь на палку, степенно вышел из бара.
Вместе с его уходом отключилась и шумовая завеса. О’Нил вздрогнул от навалившихся звуков, пригнулся, будто ему на плечи упал груз. Пока закрывалась входная дверь, он успел разглядеть, как старик сел в лимузин. Ему даже показалось, что седовласый обернулся. Скорее почувствовалось, поскольку, черные стекла машины полностью скрывали пассажира.
Сквозь грохот музыки О’Нил услышал свое имя:
– Эй, Скив! – голосил парень через два столика от него, протягивая руку в сторону сцены. – Кажется, эта брюнеточка истосковалась по твоим шарикам.
– Чертов психолог. Я тоже психолог! – О’Нил схватил чудом уцелевший кремовый шарик и метнул его в лысину какого-то работяги, стоявшего у сцены. Под громкое улюлюканье, танцовщица наклонилась и слизала крем с лысины, почти касаясь грудью его лица.