Но ворон его опередил. Он сам сломал себе шею, наклонив ее вбок резко, грубо, под смертельным тупым углом. Красный глаз вспыхнул, глядя Дэвиду прямо в лицо:
– Как часто ты говоришь «да»? – донесся неестественный, механический голос из раскрытого настежь клюва, прямо из хрупкого черного нутра.
– Что ты несешь, тупая ты птица? – видимо, ворон раздражал не только Дэвида, но и его хозяина.
Никто из них не говорил эту фразу, поэтому она сразу обратила на себя внимание.
– Да… как часто ты говоришь «да»?
Дэвид поспешил отойти подальше, унося с собой интеллект. Согревая его в ладони, он боялся, что холод отнимет у разума остаток заряда. Нужно найти солнце, побольше солнца. Но как это сделать, если в Арсии оно появляется всего на несколько часов, и то тусклое?
– Да! Да! Да! – кричал оживший вновь ворон, разбрасывая многогранники из корзины. Он цеплял их твёрдым клювом, подкидывая в воздух над головой. Шея его ломалась и ломалась, с каждым таким рывком.
– Да, – сказал мимо проходящий дроид, вперившись на Дэвида пустым взглядом.
– Да. – Прошептал интеллект в его ладони и грани его тут же потухли.
«Этот мир сошел с ума».
Дроид с пустым взглядом встал неподвижно, врастая стальными пятками в мостовую. Он стал похож на большую куклу, ровно в человеческий рост, и только тусклое свечение нановолокон вдоль его корпуса напоминало – еще мгновение назад он имел право называться живым. Среди людей начал нарастать ропот. Они беспокоились и испуганно вертели головами, пытаясь понять, что случилось с дроидами. А дроиды десятками замерли неподвижно, похожие на стальные иглы, которые и делали этот морозный воздух таким колким…
В небе завис патрульный дирижабль, заглушив шуршащие двигатели, с гладкого пуза свисали трепещущие на ветру сенсорные щупальца из нановолокна. Длинные плети полоскали и били воздух, хаотично и рьяно, будто наказывая за то, что потеряли над собой контроль.
Контроль… неоновые вывески замигали, не в силах справиться с перепадом напряжения в сети. Один-единственный экран на все трущобы, безуспешно пытавшийся продать сезонную клубнику – и тот погас.
«Как часто вы говорите «да»?», – вновь услышал Дэвид перед тем как понять, что Система подверглась взлому.
– Такое просто слово… – голос, казалось, доносился отовсюду. Мелодичный, надрывный женский голос, льющийся, словно пение раненого соловья. – Сколько раз мы говорим его за день? «Да», чтобы войти в сеть, «да», когда принимаем звонки, «да» получая удовольствие или наоборот, если оплачиваем счета. Обыденность, пустяк. Эти слова ничего не значат…. Или все же значат?