На темном полотне неба проступили едва уловимые очертания человеческой фигуры, и она тут же пошла рябью. Стоило предположить, что еще немного, и она исчезнет, даже не появившись. Только она не испарилась, не растаяла в темной смоле воздуха, а стала множить свои помехи. Рябая фигура раздвоилась, отделив от себя еще одно тело, потом еще одно, и еще. Она словно дробилась под взглядами стоящих внизу людей.
Три, четыре, десять… голос тоже не исчез. Он отдал приказ фигурам спуститься, и они подчинились. «Она приказала спуститься сама себе?» – удивленно подумал Дэвид, уж больно фигуры были похожи друг на друга. Еще больше он удивился, когда действительно оказалось так – помехи, скребущие темное небо слились в четкие стройные фигуры женщин-дроидов, похожих друг на друга, как отражения. Они ходили среди людей, склоняясь над их настороженными ушами.
– Я – это ты, – шептали они каждому прохожему, рассекая теплую плоть бесплотными голограммами.
Люди то отступали, то отшатывались в ужасе, но вскоре поняли, что это всего лишь прозрачный образ и даже стали подставлять уши для слов. Фигуры вперивались в плотные тела, расплескивая ядовитые огненно-черные краски, и собирались вновь за их спинами.
– Я – это вы, – донеслось сверху, когда большая фигура в небе разомкнула губы.
Она осталась одна в темноте, загородив собой почти все небо. От механических плеч и фарфоровой маски лица рассеивалось слабое свечение, разгоняя тьму. Девушка… определенно, она походила на молодую девушку. По крайней мере, она была сделана из гладких материалов без ржавчины и щербин, и блестела новизной – это Дэвид подметил сразу. А все новое никогда не выглядит старым, и дроид тоже не выглядел.
Девушка показалась только по пояс, но хватало и этого – взору открывалось то, что многие не хотели бы ни видеть, ни знать. Стальная серебристая шея, стальные серебристые плечи и темные нити из нановолокна, питающие энергией тонкие гиперивые жилы по всему телу – жилы, отделяющие жизнь от смерти. Лицо, наполовину фарфоровое, наполовину механическое, раскрывало зияющую дыру с правой стороны челюсти – там, где не было сплошного белого глянца.
Когда она говорила, половина ее фарфорового лица билось на мелкие осколки, танцующие по щекам и скулам. Когда она замолкала, они снова собирались в непроницаемую маску. Ни одной эмоции нельзя было прочитать за этой маской, если она не поломается. Дэвид не знал, на сколько осколков она рассыплется, если девушка вдруг разозлится.