Сама она уже и не помнила, когда в последний раз к ней прикасался мужчина. Кажется, это было еще до ее смерти, когда стройное женское тело не разрезали на куски. Она смутно помнила жесткие волосы и бледную кожу, которая пахла бредом и нетерпеливым шепотом, и прикосновения длинных пальцев, и безумный взгляд серых, почти бесцветных глаз. Как давно это было? Вечность назад? А ведь совсем недавно она помнила так остро, что воспоминания жгли, словно тысяча ос. Порой его густой мужской запах приходил к ней во снах и тогда она просыпалась в слезах. Они капали на стол, прямо с ее оторванной от тела головы.
Бывали времена, когда они хотели содрать с себя кожу, обменяться ей друг с другом и укутаться, словно в одежку. Смешать кровь и пустить по одной вене, чтобы раствориться друг в друге окончательно… Нэнсис помнила, как ей не хватало воздуха, когда он душил ее, и как она шумно впускала воздух в легкие, когда он отнимал ладони от ее горла… тогда она снова дышала им, жила им, пробуя родной запах на вкус вместе с новой жизнью, а потом сама его душила.
Руки ее были намного слабее, и пальчики впивались в крепкую шею почти не причиняя вреда, но она душила его долго, и он ни мгновение не сопротивлялся. Когда он умирал, то улыбался, и она видела восторг и восхищение в его глазах. Да, он был счастлив в этот момент, и когда он перестал жить, она вдохнула в него жизнь горячими алыми губами, и завела его сердце теплыми ладонями. Теми самыми, что еще мгновение назад перекрыли ему воздух. «Мы убьем друг друга, – говорил он раз за разом. – Это больная любовь». И каждый раз она соглашалась с этим утверждением, и каждый раз они продолжали…
«Мы изначально были больны». Каждый по-своему. Но – больны. Никто не сопротивлялся этому выжигающему нутро чувству. Такое пламя должно было вспыхнуть и погаснуть за считанные месяцы, но это продолжалось долго, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Оголяло нервы и било по живому, и они болели вместе, до тех пор, пока болезнь не поглотила их, став абсолютно неизлечимой. И каждый раз они ходили по краю, и каждый раз умудрялись выжить. Им не хватало совсем немного, чтобы стать единым целым. Им всего лишь мешали тела.
– Вам необычайно повезло, – молоденькая медсестра наложила Дэвиду больше десяти швов, ровно по длине раны, тянувшейся от локтя до запястья, – Осколок разрезал мышцы прямо вдоль, не доходя до кости. Надо же… не задето ни одного большого нерва. Сухожилия тоже целы. В моей практике такое встречается не часто. Да вы просто счастливчик.