. Нозатобойостанетсядолжок.»
Одинчестныйответ – намойвопрос. Ияскороегозадам. Сднёмрождения, добыча ;)»
Мои пальцы сжимаются в кулак, а дыхание становится прерывистым. Я чувствую, как ярость и ужас сплетаются внутри в один неуправляемый клубок. Это не допрос. Это не игра. Это война. И я не собираюсь её проигрывать. Он перестаёт печатать. Всё вокруг замирает.
Экран телефона тускнеет, словно и он не выдержал напряжения. А я остаюсь одна – в тишине, гулкой и беспощадной. Мне даже не нужно закрывать глаза, чтобы видеть: Кейко всё ещё привязан к стулу, его руки перетянуты верёвками, одежда пропитана кровью, губы разбиты… А он улыбается. Улыбается ради меня.
Как он там сейчас? Что с ним? Боже, хоть бы он держался…
Я бессильно отключаю экран и кладу телефон рядом, словно боюсь, что он обожжёт мне ладонь. В голове проносится одно и то же: я не могу быть рядом. Не могу смыть с него кровь, не могу перевязать раны, не могу обнять и прошептать, что всё будет хорошо.
Разрывает чувство вины. Бессилие обдирает душу. И всё это – на мой день рождения. Этот день теперь навсегда будет отравлен.
В голове всё ещё крутятся слова Дарта. Почему ему так важно, что между мной и Кейко? Зачем ему знать, вернусь ли я обратно? Это не просто злость. Это одержимость. Он хочет разрушить всё, что делает нас сильнее. Разъединить нас.
Я встаю и, ведомая неясным импульсом, направляюсь в комнату родителей. Я перестала быть близка с мамой в тот самый момент, когда узнала, что она скрыла от меня правду. Что там, во Флориде, нас ждал он – отец.
Человек, который когда-то ушёл. И вернулся как ни в чём не бывало. Она простила. Она впустила его обратно.
Она снова гладила ему рубашки, снова целовала его в щёку, когда он уходил на работу. Готовила ему любимые блюда. Снова жила для него. Я не понимаю этого. Я не принимаю.
Я видела, как она страдала. Видела, как по ночам прижимала к груди подушку и рыдала так тихо, будто стыдилась собственной боли.
А теперь… она снова живёт с ним, как будто ничего не было.
Может быть, ей действительно это нужно. Может быть, он даёт ей то чувство, которого не дал никто другой.
Если с ним она чувствует себя живой – я потерплю. Ради неё. Но в моей жизни – его больше не будет.
Я подхожу к их двери и осторожно стучу. Никакого ответа. Тишина. Они спят. И я понимаю – не смогу войти. Не смогу, всхлипывая, умолять их поверить, что мне нужно обратно. Сейчас. Немедленно. Никто не поймёт. Никто не бросит всё ради моих слёз, ради боли, которую невозможно доказать.