С тех пор Николай остался один. Тихий, задумчивый мальчик с тёмными, изучающими глазами. Он рос в комнате, где над кроватью висела выцветшая литография Пушкина, а латунный светильник по вечерам вырезал круглое пятно на страницах учебников. В рамке под стеклом – оброненная когда-то Митей записка, которую никто так и не убрал.
Учился в реальном училище. Школа была простая, с длинными коридорами, широкими подоконниками и скрипучими партами. Любил черчение – линии, углы, логику. Был точен, вежлив, тих. Инженер – это было почти предопределено. Ловкий, сухощавый, он рано научился подтягиваться и стойко держаться на кольцах. В нём всегда уживались точность и дисциплина – физическая и умственная.
Семья была дворянская, военная, но не из богатых. Фамилия – польская. Они были русскими по происхождению, немецкими по укладу, и слегка французскими в том, как произносили «бюро».
Отец Владимир Дмитриевич – полковник инженерных войск, с голосом, в котором гремел строй. Мать Наталья Николаевна не работала, вела дом. По вечерам – Шуман, изредка Бетховен. Она играла на пианино с бронзовыми канделябрами, где однажды воск затёк в клавишу – и так там и застыл до весны.
Играл он тоже – несмело, но с чистым слухом. Пел, не стесняясь. С гитарой он справился сам: без чьей-либо помощи научился подбирать мелодии, как будто бы в этом звучала его особая, тихая независимость. Несмотря на чертёжную точность, был её сыном – музыкальным, чуть сентиментальным. В комнате всегда было много книг и много тишины.
Родственники переехали в Тифлис. Отец получал от них письма – светло-голубые, с углом, загнутым от спешки. Один раз дядя Павел Стефанович приезжал в Харьков – Николай этого почти не помнил. Только звук шпор на лестнице и резкий, сухой запах табака в прихожей. Этот запах потом долго жил в шерстяном пальто.
Он был тем, кем часто становятся дети, выросшие одни: бережным, самостоятельным, внимательным к вещам и словам. Когда ему исполнилось десять, его впервые повели в оперу – на «Князя Игоря». Пел сам Шаляпин, но он этого ещё не знал – просто смотрел и слушал. Обратно ехал молча, глядя в окно экипажа, – будто дорисовывал музыку внутри себя.
После училища – Петербург, с его крышами, туманами, и аккуратными полосками инея вдоль оконных переплётов. Он поступает в Институт инженеров путей сообщения, где на первом курсе они изучали арки, балки, своды – не подозревая, что через несколько лет им придётся строить нечто иное – пути из одной политической эпохи в другую.